Располагая всего тремя десятками «живых покойников», полковник Семашко ухитрился наладить весьма эффективную систему охраны вверенного ему объекта. Изучив ее — настолько, насколько это вообще было возможно, — Глеб пришел к выводу, что обладающий определенным набором профессиональных навыков и качеств человек, в принципе, мог незамеченным подобраться к «Сучьей дыре». Однако для этого необходимо было знать точный график патрулирования, а график этот менялся каждые два дня. Наряды, коротавшие ночи в разбросанных по лесу временных укрытиях — старых караульных помещениях около заброшенных ракетных шахт, палатках, землянках и даже построенных на скорую руку шалашах, — ежедневно получали по рации новые инструкции. Каждый день (или ночь, в зависимости от полученного приказа) они выходили на новый маршрут и в конце смены останавливались на отдых в новом убежище, несколько часов назад покинутом другим нарядом. Каждый наряд состоял из двух человек; всего нарядов было десять, и этого вполне хватало, чтобы мимо них не проскользнула незамеченной даже мышь. Еще десять человек несли караульную службу на самом объекте; те, кто патрулировал лес, не приближались к «Сучьей дыре» месяцами, пока не наступала их очередь заступать в караул. Охранять «нору» считалось делом легким и приятным, сродни отпуску, там люди спали в нормальных кроватях, могли хоть каждый день принимать душ и вместо опостылевших консервов и сухарей ели приготовленную на плите горячую пищу.

Глеб слонялся по лесу в компании Косарева уже второй месяц и еще ни разу даже издалека не видел «нору». То обстоятельство, что напарником новичка полковник Семашко назначил именно Косарева, наводило на мысль об очередном этапе проверки. Похоже, полковник слегка помешался на проверках и соблюдении секретности; впрочем, Глеб не знал, как он сам повел бы себя на месте Семашко. Его положение было сродни положению командира маленького партизанского отряда, очутившегося в глубоком тылу противника: одно неосторожное движение, одна неудачная диверсия — и от отряда останется мокрое место. Так что подозрительность полковника выглядела вполне оправданной, хотя Глебу от этого было не легче: всякий раз, засыпая бок о бок с Косаревым, он опасался, что не проснется.

Опасался он, впрочем, не только этого. Порядок действий патрульных в случае проникновения в квадрат посторонних был определен раз и навсегда. Обнаружив на охраняемой территории чужака, патрульный должен был оповестить по рации базу, после чего весь личный состав поднимался по тревоге и приводился в состояние полной боевой готовности. Если наряд мог справиться с вторжением самостоятельно, ему предписывалось сделать это — по возможности тихо и не оставляя следов, — и немедленно доложить обстановку. Если же одолеть супостата своими силами наряд не мог или, переоценив свои возможности, погибал в неравном бою, в течение четверти часа указанный им участок квадрата оказывался блокированным всеми имеющимися в наличии силами.

С учетом обстоятельств это была вполне эффективная система, частью которой с некоторых пор являлся Глеб Сиверов. И, будучи одним из винтиков этой отлаженной машины уничтожения, он частенько задавался вопросом: как поступить, если они с Косаревым вдруг наткнутся в лесу на мужичка с ружьецом или бабу с лукошком? Действовать согласно инструкции? Продолжать выполнять задание, а на случайных прохожих плевать — бабы новых нарожают?..

Вопрос этот казался Глебу неразрешимым, и выход из этой гипотетической ситуации ему виделся только один: шлепнуть напарника, благо тот все равно числится в покойниках, а потом в одиночку на свой страх и риск попытаться просочиться мимо кордонов и патрулей к объекту «Барсучья нора». О том, что он станет делать, когда доберется до этого местечка, имея три автоматных рожка и две пистолетные обоймы, Сиверов старался не думать.

Впрочем, пока что ему везло: они днями ходили по лесу, не встречая ни одной живой души. Надо полагать, «сарафанное радио» широко разнесло по округе весть о бесследном исчезновении Зимина со всей его охраной, и народ сделал из этой информации правильные выводы: в квадрат Б-7 не совалась ни одна живая душа. Никто не объявлял общую тревогу, никто не стягивал силы к месту ожидаемого прорыва, как это было в случае с мэром Губаревым. Глеб предполагал, что помимо трех десятков «мертвых душ» полковник Семашко имеет в своем распоряжении превосходную сеть осведомителей — немногочисленных, но расставленных в ключевых точках, что гарантировало полковнику постоянный приток самой свежей и достоверной информации о намерениях потенциального противника. Ведь и Зимина, и Губарева поджидали в определенном месте в нужное время…

Докурив, Косарев потянулся за ножом. Двадцатисантиметровое широкое лезвие с зазубренной спинкой вышло из ножен с шелестящим лязгом. Бывший майор поддел острым, как иголка, кончиком подушку изумрудного мха у себя под ногами, обнажив пятачок коричневого лесного перегноя, пару раз копнул ножом податливую почву и аккуратно положил в образовавшуюся ямку окурок. То, что осталось от сигареты Глеба, отправилось следом. Косарев присыпал окурки землей и аккуратно уложил на место мох. Точно так же они хоронили все свои отходы от консервных банок и экскрементов до автомобилей, водители которых завершили свой жизненный путь в известковой яме. Ни одно из лесных убежищ, в которых довелось побывать Глебу, не выглядело обитаемым — все они производили впечатление местечек, где уже десятки лет не ступала нога человека.

Прошагав еще с километр по бурелому, они вышли на бетонку и двинулись вдоль нее, держась под прикрытием нависающих ветвей на случай еще одной попытки разведки квадрата с воздуха. Попутно они проверяли то, что Косарев за неимением более подходящего термина именовал «охранной сигнализацией». Выложенная неделю назад поперек дороги сухая ветка лежала на прежнем месте и выглядела неповрежденной; на участке, где бетонные плиты слегка просели, образовав впадину, куда Косарев с Глебом набросали песка, не было ни одного следа, за исключением едва заметных отпечатков заячьих и птичьих лап. Случайные машины тут не ездили: на современных картах эта бетонка не была обозначена, ни к какому населенному пункту она не вела, а заблудившимся водителям хватало установленных в ее начале дорожных знаков, предупреждавших, что впереди их поджидает тупик.

Пятно копоти, оставшееся на том месте, где сгорел один из «мерседесов» Зимина, уже смыло дождями, и единственным напоминанием о том неудачном рейде служила лишь залитая затвердевшей бугристой живицей ссадина на стволе старой сосны, росшей у самой дороги, норовя взломать бетон своими могучими корнями. Именно она пресекла чуть было не увенчавшуюся успехом попытку бегства, сэкономив людям Семашко массу патронов и как минимум один заряд для гранатомета. А Косарев вдобавок к этому утверждал, что замочить нарушителя — это только полдела. Потом ведь еще надо замести следы, в том числе и подобрать все до единой стреляные гильзы. Так что чем меньше боеприпасов ты израсходуешь, тем меньше тебе потом придется ползать на четвереньках…