Тобиас цыкнул и поднялся, кидая взгляд на секретаря, так и застывшего в дверях.

– Харлей, как вы его терпите?

– Это моя работа, господин де Гарс, - бесстрастно ответил Харли.

Я хмыкнул и сложил руки на груди, заломив бровь. Ну что, Тоби? Съел?

Тобиас пробормотал что-то нечленораздельное и, образовав пальцами треугольник, шагнул вперед, испарившись в сероватом зареве пространственного телепорта, словно исчезая в плотном тумане.

Выдержав недолгую паузу, Харлей вновь ответил прежде, чем я задал вопрос, в который раз за четыре года работы доказывая, что я не зря принял совсем еще молодого человек без каких-либо рекомендаций на должность своего секретаря:

– Его Величество ожидает в Янтарной гостиной.

Глава 5

«Недавно мы стали свидетелями презабавнейшего разговора и сочли полезным поведать его нашим читателям. «Женщина - трепетный цветок, который надо оберегать» - высказался довольно симпатичный молодой человек в компании не менее обаятельных девушек. «Каждому свое» - весьма дипломатично ответила одна из них. Другая, явно моложе, и, видимо, в пору живой юности, настроенная менее толерантно, тоже высказала свое мнение. «Женщина - разумный человек! Что-то я не слышала, чтобы хоть какой-то цветок заваривал кофе и топал на работу!» - вот был ее ответ. Надеемся, что молодой человек после своих слов остался в фаворе у дам. Такие вот времена!»

Выдержка из Авьенской Хроники

«Моя лаборатория - моя крепость» - хотелось бы мне так сказать, но все сотрудники Ботанического общества, кроме Совета профессоров, ютились в одной лаборатории. В утренние часы в ней было просто не протолкнуться, именно поэтому я предпочитала спускаться в лабораторию вечером.

Когда мне впервые дали разрешение на проведение опытов, она напомнила мне муравейник. Все лабораторные столы были заняты, около каждого пристроилось по три, а то и по пять человек. Какой-нибудь особенно интересный и необычный опыт мог привлечь к себе и целую толпу, а в нашей лаборатории, не буду скромничать, творилось много чего, стоящего внимания. Тогда оставалось только прыгать, чтобы заглянуть за плечо и посмотреть, что творится под усилителем у ученого.

Сегодня в роли этого ученого выступала я. Ну, по крайней мере, мне хотелось думать, что я проводила опыт, достойный интереса. Однако никто не смог бы разубедить меня в обратном, потому что в лаборатории, кроме меня, засиделся лишь Марк Астер, лаборант профессора Фольцимера. Хотя, как засиделся… скорее заспался. Кинув сочувственный взгляд на Астера, выполнявшего все мелкие опыты для профессора, коих всегда было целый список, я вернулась к усилителю.

Под магическим стеклом на алюминиевом подносе меня ждал экземпляр Белой бругмансии, или Сонника. Пыльца цветка использовалась для приготовления сонного зелья. Порой этот сон выписывался целителями как лечебный, но в большом количестве и с добавлением нужных ингредиентов пыльца превращалась в яд.

Надев охлаждающую перчатку, я сняла магический купол, под которым прятался цветок. Соприкоснувшись с воздухом, нежные лепестки тут же начали скручиваться и темнеть, словно тлеющая бумага. Действовать нужно было быстро. Пинцетом я осторожно вытащила из сердцевины пестик. Он оторвался легко, но с тихим шипением, выбросив вверх сноп желтоватых искр.

Магический купол тут же был опущен назад. Лепестки и стебель еще можно было использоваться для других опытов. Одновременно я опустила пестик в длинную пробирку, заранее наполненную раствором Вечной воды - разработка ученых-магов. В этой воде любые органические вещества консервировались и сохраняли все свои свойства до двух суток.

Я выпрямилась, чтобы размять спину и шею. Работать под усилителем приходилось, согнувшись в три погибели, и в крайней концентрации. На моем лабораторном столе высились еще пять магических куполов с разными видами цветов, заготовленных пробирок насчитывалось куда больше. Они прятались в деревянном ящичке, стоявшем по правую руку. Там же, в кожаных узких отделениях были собраны все инструменты, которые могли бы быть задействованы ученым. Пинцеты, пипетки, измерители температуры и массы, ножики разного размера и формы, покровные и магические стекла, промокашки из всевозможных материалов, от бумаги и ткани до древесины, и еще много других мелочей.

Я склонилась над следующим куполом и уже приподняла стеклянную крышку, когда дверь в углу лаборатории отворилась. Из коридора внутрь тут же проскочил более теплый и влажный воздух. Я резко вернула крышку назад и хмуро глянула на вошедшего, держа в руке маленький ножик с закругленным на конце лезвием. Ярко-оранжевые стебли боялеи, собранные в розетку, нужно было нарезать, чтобы собрать необходимое количество сока.

– Селина, вот вы где, - радостно позвал Руперт, лаборант профессора Корбина. Когда-то место этого рыжеволосого молодого человека со слегка оттопыренными ушами, которые придавали ему довольно ребяческий вид, занимала и я, так что дружественными чувствами к нему прониклась быстро. Как к брату по былому несчастью. Точнее, счастью, конечно же, ведь попасть на обучение к профессору Корбину пытались многие. Я, как и Руперт в первые недели, светилась от радости, пока мне не пришлось вместо изучения мира ботаники занимать очередь в столовой для наставника, а к опытам педантичный Корбин пустил меня лишь спустя полгода, и то только из-за того, что я ходила за ним хвостиком и неимоверно раздражала его грозную персону.

Руперт явно хотел добавить что-то еще, ведь для чего-то он меня искал, но, увидев подсвечивающиеся стеклянные куполы на столе, с азартом в глазах спросил:

– А что вы делаете?

Я понимала его интерес, и, не буду лукавить, он мне льстил.

– Подходите, я покажу.

Руперт осторожно приблизился, обойдя стол с заснувшим Астером, и сложил руки в замок, словно боялся, что не сдержится и до чего-нибудь дотронется. Я еле заметно улыбнулась. Тоже когда-то было трепетно и боязливо находиться около лабораторного стола. Все думалось, а вдруг я сделаю что-то не так, что-нибудь испорчу, и все, пиши пропало, Корбин ведь со свету сживет.