Разобравшись в особенностях ориентирования на местности в условиях тундры, гонцы вернулись на двор за лошадьми. Маг только что вывел животных из импровизированной конюшни, и хозяева принялись придирчиво их осматривать.

Приветственно махнув рукой разговаривающим о чем-то Светлане Васильковне и Злотану, Яромир не стал мешать их беседе и вернулся на двор. Что именно не понравилось старшему пятерки в состоянии его лошади, из-за этой задержки он не уловил. Увидел лишь, как изрыгающий поток брани всадник замахнулся на стоящего в дверях сарая мага, и едва успел втолкнуть последнего внутрь.

Все еще рассерженный всадник пришпорил коня и, закричав уже на слишком мешкающих, по его мнению, товарищей, выехал вон. А Яромир все продолжал прижимать к полу норовящего вывернуться из-под него мага. Кто его знает, каким именно из считающихся небоевыми и безопасными заклинаний Ингвард собирался шарахнуть по обидчику, но бревно, в которое упирался его взгляд, изрядно обуглилось.

– Ненавижу… – сдавленно донеслось из-под волхва.

– Взаимно. Только конкретно-то что случилось? – продолжал выворачивать руку мага Яромир.

Ему не ответили. Видимо, начавший успокаиваться ссыльный и сам толком не знал, чего его дернуло. Просто сказалось напряжение последних дней, и нервы сдали. Наконец Ингвард подал голос вновь, и теперь гораздо спокойнее.

– Отпустите. Я уже в порядке.

– Пустырничку на ночь попей, придурок; - зло огрызнулся дознаватель, но руку отпустил.

Маг массировал наверняка вывихнутое вгорячах плечо.

– Мужики, а чего это вы вдвоем на сеновале делали? – захихикал, глядя на прилипшую к одежде обоих солому вернувшийся во двор журналист.

Сильно недобрые взгляды двух чародеев заставили представителя свободной прессы заткнуться на полуслове. Решивший, что маг сам струхнул от своей внезапной ярости, Яромир направился в село. Здесь принято начинать день до рассвета. В присутствии наверняка уже куча серьёзного народа со своими действительно срочными и важными вопросами. А он по-городскому дрыхнет едва ль не до обеда.

Сердито хлопнув калиткой дознаватель споро зашагал прочь. То, что почти бежит вовсе не в трудовом порыве, он понял, только когда на тропинке перед ним замаячила прямая спина Светланы Васильковны. Яромир сбавил ход и поравнялся с женщиной уже выронив дыхание.

– Доброе утро, княжна. В Кряжевское?

–Доброе. Да, в Кряжевское, вы необыкновенно проницательны, господин дознаватель.

– Вы всегда так неприветливы к новым знакомым, или я все-таки чем-то вас обидел? Бог свидетель, не знаю, чем, но искренно прошу простить меня.

– Обидели? Верно, нет. Просто за три года в этой глуши я совсем отвыкла от столичного светского обращения.

Они уже шли по краю села, и встречные мужики почтительно кланялись «госпоже лекарше». Причем, Яромир руку дал бы на отсечение, кланялись они именно его спутнице. Залетное столичное «превосходительство» приветствовали бы гораздо суше. Он – чужой, едва ли не виновник случившейся напасти. Она – существо высшего, почти божественного порядка, способная противостоять судьбе и смерти. Та, кто придя из далекого столичного мира, сумела стать неотъемлемой частью их жизни.

– Здесь вы избавлены от ненужного вам назойливого мужского внимания? Прошу простить, если мой восторженный взгляд показался вам из их числа.

– Назойливое ухаживание – не самое неприятное, от чего я избавлена здесь. Куда тяжелее, когда сальные взгляды становятся жалостливыми и сострадательными до тошноты. Вы сумели удержаться от слюнявой жалости. Спасибо я вам за это не скажу, но я это заметила.

– Значит, спасибо скажу я, – заулыбался Яромир. – Но неужели здешний суровый народ настолько разительно отличаются от нас – столичных?

– Нет, наверное. Просто здесь все знают друг друга, и друг о друге знают всё. По первости бабы за печками поохали об увечной барыньке. Да только им долго причитать некогда.

– Чужих тут совсем нет? По тракту из Нового в Старый Урингай сколько всякого народа ездит. Они не обижают?

– Они если и останавливаются, то только на ночь на постоялом дворе. Я встречаю лишь хворых. А им, знаете ли, не до приставаний. Так что эти из «белой воли» почитай первые задержавшиеся здесь приезжие за три года.

– «Белая воля»?

Дознаватель действительно в начале не сообразил, о ком речь. Уж больно скандальная забава золотой столичной молодежи не соответствовала реалиям крайнего севера.

– Компания золотого пера Московск-Града. Не заметили, господин дознаватель?

– Эти? С виду и не скажешь.

– Так что ж они совсем идиоты при вас про то, кто тварь дрожащая, а кто право имеет, разглагольствовать?

– Верно. Но вы-то как догадались?

– Так они уже с месяц тут околачиваются. Сперва со Злотаном, потом одни и с какой-то девицей. Теперь снова со Злотаном. И в предыдущие приезды они были куда откровенней в словах, да и в поступках.