— Нам нужно поторопиться, — предупредила она. — Я и так опаздываю.

— Ты там работаешь?

— Несколько раз в неделю. Чтобы сводить концы с концами.

Я настолько давно не думал о деньгах, что порой забывал, что не у всех есть возможность зарабатывать на жизнь тем, что они любят. Владеть художественным магазинчиком в туристическом городе вроде Винтерхейвена явно не приносило стабильного дохода, особенно вне сезона.

Она почти бежала, чтобы не отставать, поэтому я сбавил шаг.

— У тебя есть машина?

— Пикап. Но до «Ледяной вершины» так близко, что нет смысла ехать.

Мой телефон периодически подгружал пару секунд игры, а потом снова зависал. Я видел, как «Пикс" контролируют шайбу. Когда мы дошли до Аспиды, Рози юркнула внутрь и исчезла на кухне.

Я направился было к барной стойке, но замер, заметив в дальнем углу кабинку, где сидели мои родители.

Я не видел их восемь лет.

Папины волосы почти полностью побелели, а вокруг талии появилось немного лишнего веса. Он сбрил свои фирменные усы, и я едва узнал его без них. Мамины волосы всё так же оставались светло-каштановыми, как в моём детстве, но морщинок вокруг глаз и губ стало гораздо больше.

Она несколько раз звонила мне, с тех пор как я приехал в Винтерхейвен, но я каждый раз отправлял её звонки на голосовую почту. Я просто не знал, о чём говорить с ней.

«Что, если она разочарована во мне? Что, если они все только рады, что меня здесь не было?»

Они смотрели на экран. Гейдж прорывался по льду, передал шайбу Брету.

— Ну же, давай… — прошептал я.

И к моему изумлению, ресторан взорвался криками радости, когда Брет забил гол.

Я даже представить не мог, что кто-то здесь вообще смотрит наши матчи. Хотя… Это был Шайло. Все любили Шайло.

Меня? Может, когда-то давно. Но не после того, как я дал всем понять, что не собираюсь возвращаться.

Шайло сделал тот же выбор, что и я. Мы оба уехали учиться в Торонто и играли за команду соперников нашего родного колледжа. Но он, талантливый игрок, возвращался каждое лето, чтобы помогать с хоккейными лагерями. А когда мы попали в профессиональный спорт, он жертвовал деньги на развитие школьной хоккейной команды.

А я остался в Торонто, потом переехал в Монтану, где тренировался с персональными тренерами вне сезона, чтобы просто удержаться в команде. Это требовало всего — времени, денег, полной самоотдачи. Мне пришлось работать на пределе, чтобы стать лучше и подняться до уровня лучших игроков. А когда я наконец повзрослел и осознал, как поступил в юности, казалось, что прошло слишком много времени. Слова были сказаны, и их уже нельзя было забрать обратно. Всем было лучше без меня.

К тому же, какой смысл возвращаться туда, где тебя не ждут?

Шайло пытался убедить меня найти в себе смелость вернуться домой. Он говорил, что стоит дать людям шанс простить меня. И напоминал, что я тоже должен простить их.

Шайло был не только лучшим игроком, чем я. Он был лучшим человеком.

Я точно уловил момент, когда отец заметил меня. Словно цепная реакция, один за другим, все в ресторане замерли, их взгляды были устремлены на меня. Единственным звуком оставалась игра, гремящая с телевизора.

Ноги словно приросли к полу. Я не был морально готов к разговору с родителями.

Мама встала и неуверенно сделала шаг вперёд. Мы никогда не были слишком эмоциональной семьёй, и я не знал, как себя вести. Обнять? Пожать руку? Помахать? Всё это казалось неправильным. Особенно, когда весь ресторан наблюдал, как моя семья решит меня принять.

Отец медленно поднялся следом за ней. Это походило на дуэль на льду — кто-то должен был сделать первый шаг. Но в отличие от игры, здесь никто из нас не торопился. Последний раз, когда я видел его, всё ещё стоял перед глазами. Отец кричал, что я разрушил семью. Я в ответ ударил его. Мама в слезах, умоляющая нас остановиться. Я ушёл из дома и больше не возвращался.

— Рада тебя видеть, Дилан, — мама сделала ещё один робкий шаг вперёд. Раньше между нами не было этой стены напряжённости.

— И я вас, — ответил я, хотя внутри хотелось спросить: если это правда, почему вы ни разу не приехали ко мне? Почему мне пришлось возвращаться, чтобы увидеть свою семью?

Нет, я давно перестал об этом думать.

— Дилан, — отец кивнул мне. Его голос был низким, хриплым. — Всё ещё в силе на ужин в воскресенье?

— Да.

Я не мог смотреть ему в глаза и уставился на какое-то пятно над его плечом. Всё моё тело напряглось. Злость давно прошла. Осталась только боль.

— Ты здесь! — воскликнула Рози с такой неподдельной радостью, будто мы не заходили в ресторан вместе минуту назад.

Она взяла меня под руку, и я с облегчением перевёл взгляд на неё. Её присутствие было, как прохладный компресс на ноющую рану.

— Я зарезервировала для тебя столик, — продолжила она и, развернувшись к моим родителям, добавила: — Простите, но Дилан обещал мне помочь.

Я кивнул, готов был даже на то, чтобы снова держать её этого странного лысого кота, лишь бы уйти из этой ситуации.