— Ну, друзья, от души желаю вам! — воскликнул Левченко. — Вот та-а-кой букет закажу, — широко раскинул он руки.

Наблюдая эту сцену, я подумал, что между неясным намеком штурмана и свертками, похожими на географические карты, есть какая-то связь. Не готовится ли эта тройка лететь? Но куда? На какой машине? Когда?.. Сочетание представлялось на редкость удачным: аккуратный, вдумчивый, подтянутый Беляков — профессор воздушной навигации; умный, всесторонне развитый, находчивый Байдуков, которого сам Валерий Павлович назвал «богом слепого полета», и во главе экипажа — Чкалов.

Курьерский поезд ушел. Провожающие направились к выходу. Я терзался догадками: что это Чкалов шепнул Виктору Левченко?

— Не готовитесь ли вы к какому-то особенному полету, Валерий Павлович? — спросил я напрямик. — Или это тайна, секрет?

— «А если тайны нет и это всё один лишь бред моей больной души…» — тихонько пропел Чкалов, как Герман в «Пиковой даме», и расхохотался. — Придумал тоже — тайна! Просто не хотим лишних разговоров. Быть может, ничего не состоится… Вот что: даешь слово молчать? Понимаешь, ни-ко-му!

— Ни-ко-му! — торжественно подтвердил я.

— Ладно, идем ко мне.

Всю дорогу Чкалов рисовал планы беспосадочного перелета через Полярный бассейн. У меня дух захватывало: Москва — американский Запад, шестьдесят часов в воздухе, тысячи километров над Ледовитым океаном! Такого воздушного рейса еще не знала история…

— Самолет есть — туполевский «АНТ-25». С такой машиной — хоть на край света!.. Помнишь, Михаил Михайлович Громов на этой летающей цистерне прошел без малого двенадцать с половиной тысяч километров по замкнутой кривой. Семьдесят пять часов пробыл в воздухе.

— Читал я на днях о полете французского авиатора Сантос-Дюмона, — заметил Беляков. — Было это лет тридцать назад. Самолет Дюмона продержался в воздухе ровно двадцать одну секунду, а какой шум поднялся!..

— А максимальная дальность полета в наше время? — спросил я.

— Девять тысяч сто четыре километра. Этот мировой рекорд установили французы Кодос и Росси еще три года назад.

Было около полуночи, когда мы подошли к высокому новому дому возле Центрального аэродрома и взобрались на четвертый этаж. Чкалов коротко позвонил.

— Это мы, Лелик, — отозвался он на тихий голос из-за двери и, повернувшись к нам, сделал свирепое лицо: — Не топайте, детишки спят!

Дверь отворила миловидная молодая женщина.

— Проходите, полуночники, — покачала она головой, приглашая в уютную столовую. — Сейчас чай согрею. Наверно, проголодались?

— Не беспокойтесь, Ольга Эразмовна, ничего нам не надо, — сказал Беляков.

— А ты не слушай его, Лелик, — вмешался Чкалов. — Ведь мы с аэродрома поехали на завод, оттуда — в наркомат, потом на вокзал. Словом, есть хотим, как волки весной… Похлопочи, пожалуйста. А вы погодите минутку, я сейчас…

Осторожно ступая, он прокрался на порог комнатки, где спали восьмилетний Игорь и крошка Лерочка.

Постояв подле ребятишек, он вернулся в столовую и развязал длинные свертки. Это были навигационные карты Полярного бассейна. От Москвы, обозначенной силуэтом Спасской башни, уходила вверх, к Северному полюсу и дальше, к Американскому континенту, тонкая черная линия.

— Вот и вся тайна, — сказал Чкалов. — А выйдет ли, не знаю, хотя надеемся крепко. Написали мы Серго Орджоникидзе: просим разрешить нам полет через Центральную Арктику в Северную Америку. Ждем решения.

Летчиков вызвали в Кремль, их приняли руководители партии и Советского государства. Правительство поддержало идею дальнего воздушного рейса, но перелет в Америку рекомендовало временно отложить. Чтобы уверенно пройти через Северный полюс, надо было изучить неизведанные области Центральной Арктики. В это время под начальством Отто Юльевича Шмидта готовилась специальная воздушная экспедиция; она должна была высадить на лед четырех исследователей первой дрейфующей станции «Северный полюс». Чкаловскому экипажу предложили другой беспосадочный маршрут: Москва — Петропавловск-на-Камчатке.

— Ладно, полюс от нас не уйдет, — сказал Чкалов, выходя из Кремля. — Полетим, друзья, на Камчатку, но маршрут у нас будет не восточный, а северный — поближе к полюсу. Есть у меня план…

До рассвета просидели летчики в скромной комнате Байдукова. И еще много ночей провели они над картами Севера, над книгами о ледовых морях, безлюдной тундре, горных хребтах.

— Любой из нас порознь, конечно, чего-нибудь да стоит, но все вместе мы можем сделать не втрое, а вдесятеро больше, чем один, — сказал как-то Чкалов.