Четверка полярников встречает моряков ледокольных пароходов «Таймыр» и «Мурман», прибывших для снятия персонала первой дрейфующей станции «Северный полюс».

Ночная темь сгустилась над Гренландским морем. «Ермак» подминает белые поля, льдины переворачиваются, глухо плюхаются и скрежещут у бортов. Ослепляющий сноп прорывает снежную завесу. Из радиорубки доносится дробный стук:

«3-а-ж-г-л-и п-р-о-ж-е-к-т-о-р. Д-а-й-т-е с-в-о-и о-г-н-и».

Еще полчаса-час, и мы увидим победителей полюса. Впервые за долгие месяцы они разлучены: двое — на «Таймыре», двое — на «Мурмане».

— Огонь на горизонте, — докладывает вахтенный.

Чуть видно желтое пятнышко… А вот и другое!.. Прожекторист «Ермака» трижды мигает, встречные корабли отвечают условным сигналом.

Мы — у семидесятой параллели. Озаренные нашими прожекторами, «Таймыр» и «Мурман» осторожно подходят к «Ермаку», сближаются с ним бортами. Уже перекинуты трапы, сюда нацелились юпитеры кинооператоров. Торопясь занять более удобное место для съемки, мчится фоторепортер Виктор Темин.

Вот и полярники — в черных шинелях и форменных фуражках арктических моряков. Парикмахер и горячая ванна преобразили недавних жителей дрейфующей льдины.

Подавая прощальные гудки, «Таймыр» и «Мурман» скрываются во мраке; их путь лежит на Мурманск. «Ермак» разворачивается и идет в обратный рейс — к Ленинграду.

Вместе с четырьмя полярниками на «Ермак» перешло несколько московских корреспондентов. Провожаю своего товарища Оскара Курганова в крохотную каюту боцмана, который еще в Кронштадте предложил мне верхнюю койку. Работать в каюте удобно: есть две табуретки и столик, на котором как раз умещается портативная пишущая машинка. Мы пишем коллективную корреспонденцию — «Встреча в Гренландском море». Уже далеко за полночь, но утром читатели узнают о свидании трех советских кораблей вдали от родных берегов.

Все, кроме вахтенных, отдыхают, но журналистам, конечно, не до сна: устроившись где придется, они пишут очерки и корреспонденции, которых ждут миллионы людей. Нам выпала счастливая участь — рассказать о замечательной экспедиции со слов ее участников.

Между корреспондентами идет соревнование: кто ярче, интереснее, обстоятельнее отобразит эпопею покорения Северного полюса… Четыре полярника почти ежедневно вели записи о жизни на льдине, Папанин — наиболее подробно. Если бы они предоставили свои личные дневники для опубликования!..

Привычка рано начинать трудовой день подняла их в тот час, когда на судне еще не началась утренняя суета. Мы с Кургановым зашли в каюту Папанина.

— Настало время подробно рассказать читателям о дрейфе, Иван Дмитриевич…

Он вытащил из вещевого мешка объемистый перевязанный пакет:

— Здесь мои дневники, можете использовать.

И вот мы сидим в боцманской каюте, листая летопись дрейфующей станции. Это пять плотных тетрадей. Дневник открывается записью от 21 мая: «В одиннадцать часов утра «СССР-Н-170» совершил посадку в районе Северного полюса…» Страница за страницей раскрывают необычайную жизнь на плавучей льдине, будни исследователей, их внутренний мир, радости и огорчения, волнения и тревоги, дружескую спаянность, споры и стычки.

Папанин отмечал всякие события — большие и малые. Вернувшись с ночного обхода, он снимал ледяные сосульки, наросшие на бровях, и, растерев окоченевшие пальцы, брался за карандаш:

«К вечеру я опять почувствовал себя плохо. Измерил температуру — 37,4. Петр Петрович дал мне две таблетки аспирина… В перчатках очищать металлические приборы от снега неудобно, а касаться их голыми руками — все равно что трогать раскаленное железо… Странное явление: нас постоянно клонит ко сну. Может быть, это действие полярной ночи? Но почему же я не наблюдал его прежде — на Земле Франца-Иосифа, на мысе Челюскин?.. Слышен сильный грохот, началось сжатие. Я вышел из палатки, кругом — вой, стон, треск».

Исследователи станции «СП-1» за работой. П. Ширшов рассматривает показания батометра. Радист Э. Кренкель ведет связь с Большой землей.

Новый год они встретили близ восьмидесятой параллели, за тысячу с лишним километров от полюса. «Готовясь к новогоднему вечеру, я открыл банку паюсной икры, достал сосиски, копченую грудинку, сыр, орехи, шоколад, — писал Папанин. — Все мы побрились, помыли голову, подстригли свои длинные косицы…»

Серьезное в дневнике перемежалось с шутками. Некоторые записи нельзя было читать без волнения. За три дня до окончания дрейфа над лагерем появился маленький самолет. Пилот Геннадий Власов с «Таймыра» опустился на площадке, заранее расчищенной полярниками. «Я побежал туда по сплотившимся льдинам. Мы встретились с Власовым на полдороге, бросились друг к другу, расцеловались. За много месяцев это был первый человек с Большой земли. Я положил голову к нему на плечо, чтобы отдышаться, а он подумал, что я заплакал… Так мы стояли несколько минут и не могли прийти в себя от радости. Власов передал мне пакетик с письмами от друзей из редакции «Правды» — первую нашу «почту» после вылета из Москвы».