У меня защемило в груди от того, что где-то есть мужчина, который сможет подарить ей весь мир. Просто этим мужчиной был не я.

Это никогда не мог быть я.

— Прости, — прошептал я ей в волосы, дыша сквозь пульсирующую в животе боль и стискивая челюсти, чтобы унять ее. Сделав последний глубокий вдох, я убрал руку с ее талии и выскользнул из-под простыни. Я быстро оделся и тихо собрал свои вещи.

Надев куртку, я встал у окна и посмотрел на коттедж, на огни и деревья, отбрасывающие тени. В этих стенах я снова обрел смысл существования, и этот смысл сейчас крепко спал в постели в метре от меня.

Я взглянул на нее. Простыня идеально облегала ее изгибы. В груди опять защемило. Сердце, черт возьми, кричало, чтобы я передумал. Лучше вернуться в постель и обнять ее, чем выйти за дверь и сломать ее. Но, к несчастью для моего сердца, моя решимость сохранить ее в безопасности оказалась сильнее.

Я обошел кровать и встал перед ней, запечатлевая в памяти каждую черточку ее лица. Я хотел быть уверенным, что никогда не забуду ее. Никогда не забуду, как она выглядела, как пахла, какой у нее был вкус. Но чем дольше я стоял там, тем тяжелее становилось мое решение, и я знал, что, в конце концов, оно потянет меня ко дну. Утопит меня.

Боже, почему так больно? Почему после всего, что я пережил, после всех мучений я нашел ее только для того, чтобы потом отказаться от нее?

Это проклятие всей моей гребаной жизни.

В ее приоткрытой прикроватной тумбочки я заметил карандаш. Я достал карандаш и лист бумаги. Казалось, они весили в моей руке целую тонну, пока стоял и думал, какие слова моя душа хотела бы написать на этом листе бумаги.

Дорогая Сиенна,

Я должен был знать, что все так закончится. То, что я причиню тебе боль, было неизбежно, и я никогда не прощу себе, что не смог предотвратить этого.

Я пытался держаться от тебя подальше, но мои попытки оказались тщетными. Связь между нами была осязаемой нитью, она держала меня привязанным к тебе, и я был слишком слаб, чтобы бороться с ней.

То, что я чувствую к тебе, сильнее моего инстинкта отстраниться от всех. Мне никогда не было так страшно, как в тот момент, когда стало понятно, кто ты для меня. Ты — вода. Ты — воздух. Ты — то, что мне нужно для существования.

Ты была той единственной вещью, которую я не мог иметь, Сиенна. Но я все равно взял тебя. Это был самый эгоистичный поступок в моей жизни. Я жалею о многих вещах, когда дело касается тебя, но поцелуй с тобой не входит в их число. От тебя у меня перехватывает дыхание. Каким-то образом тебе удалось растопить мое сердце одним лишь прикосновением губ.

Я не буду просить у тебя прощения. Прощение мне не нужно. Мысль о том, что ты никогда меня не простишь, только облегчает мне путь обратно в ту тьму, из которой ты сумела меня вытащить. Так мне легче держаться подальше от тебя.

Я надеюсь, что ты сможешь забыть меня, хотя эта мысль убивает меня.

Я знаю, что никогда не забуду тебя. Никогда.

Так много чертовых слов. Столько способов рассказать ей о своих чувствах, о том, что она для меня значит. Но, в конце концов, ни одно из них не имело значения. Ни одно из этих слов не могло изменить того, что я собирался сделать. Можно было бы сказать тысячу слов, но их унес бы ветер.

Я вздохнул и, наконец, закончил письмо, которое стало бы пулей, положившей конец всему этому, конец нам.

А потом я ушел.

Я прижался грудью к ее плечу, и коснулся губами уха.

— Прости меня, Сиенна.

Сожаление пронзило мое сердце. Она всхлипнула, и этот звук разбил мне сердце. Воздух вокруг был пропитан ее болью. Я чувствовал, как эта боль тянется ко мне, сжимает мою грудь, затрудняя дыхание. И одинокая слезинка, скатившаяся по ее щеке, в миллион раз усилила печаль.

Боже. Я хотел обнять ее. Но я потерял это право в тот момент, когда поцеловал ее на прощание, прежде чем уйти.

Чтобы дотянуться до ее спины, я наклонился ближе, и на секунду замер, позволяя ее запаху пробудить во мне все те воспоминания, которые я так усиленно старался забыть.

Я взял ее за запястья, провел подушечками пальцев по ее гладкой коже, и она вздрогнула, как будто это причинило ей физическую боль. Господи Иисусе.

«Кто-нибудь просто вбейте бетонную балку мне в живот. Это будет менее болезненно».

Я перерезал ножом веревки, и на мгновение замер, наслаждаясь тем, что снова нахожусь так близко к ней.