Шрифт:
Он снова стал валлийцем с головы до ног.
— Лучше бы вы предоставили заголовки вашим подчиненным, — холодно сказала Тинка. — Они просто чудовищны.
Но мистер Чаки был нечувствителен к критике. Он метнулся в дом, вскоре появившись с исцарапанными руками и скомканным клочком бумаги.
— Должно быть, мистер Карлайон бросил бумагу в огонь, но ее спас кот, а я спас ее от кота. — Он тщательно разгладил бумагу. — Вопросы и ответы! Во всяком случае, ответы — вопросы нам придется домысливать. Тут вы в состоянии мне помочь.
— Будь я проклята, если сделаю это!
— Тогда я должен буду заняться этим самостоятельно. — Чаки положил бумагу на колено. — «Во время несчастного случая делами вашей племянницы занимались ваши адвокаты». Ну, это достаточно ясно.
— Полагаю, мистеру Карлайону следовало получить доверенность, но, в конце концов, он ее муж. Только потому, что она была богата...
— О’кей, о’кей, — прервал Чаки. — Вы же не защитник в суде... «Я в этом не нуждался»... «Ее поверенные знали все обо мне, когда я женился на ней»... «Я был обеспечен, по крайней мере так же хорошо, как она»... Ха-ха! Тетушка думает, что он охотился за деньгами юной леди.
— Некоторые всегда предполагают худшее, — сказала Катинка.
— «Если вы сможете это доказать, я немедленно верну вам их»... «Вы только должны предъявить мне доказательство»... О чем шла речь?
Катинка напрягла память.
— Она заявляла права на некоторые вещи, находящиеся в доме — в том числе на зимний пейзаж Сислея{30}.
— Ха-ха! — снова воскликнул мистер Чаки.
— Хорошо бы вы перестали издавать эти нелепые возгласы! Вы похожи на одного из семи гномов.
Мистер Чаки не обратил на нее внимания.
— Должно быть, во время этой части вы говорили со мной и никто из нас ничего не слышал... «В Ирландии»... «В церкви Каслтаун-Берхейвена»... «Графство Корк»... Что все это значит?
— Каслтаун-Берхсйвен — местечко на побережье графства Корк в Ирландии. Возможно, там они поженились. Похоже, тетя сомневалась, были ли они женаты?
— Если она вырастила девочку, то почему не присутствовала на свадьбе?
— Вроде бы тогда она была в Америке. По ее словам, она написала племяннице, что та может временно пользоваться этими вещами, «покуда мы в Штатах».
— А разве девушка не прислала бы тете свадебные фотографии?
— Тетя была больна, — объяснила Тинка. — Очевидно, она заболела до несчастного случая, так как сказала, что он вызвал рецидив. А это произошло во время медового месяца. Вероятно, она болела, когда прибыли фотографии, и либо не видела их, либо забыла о них. — Катинка понятия не имела, зачем ей нужно обсуждать это с мистером Чаки. — Если что-нибудь из этого появится в прессе, — предупредила она, — я все расскажу о вас мистеру Карлайону!
Поистине этот человек был пятном на профессии журналиста!
На рассвете Тинку снова разбудил легкий стук пальцев по подоконнику. «Черт бы побрал его наглость! — подумала она. — Не буду обращать внимания! Пускай свистит!» Мистер Чаки почти сразу же приступил к этому занятию, насвистывая заключительный куплет «Всю ночь напролет»{31}, покуда Катинка не вскочила с кровати, потеряв терпение и накинув просторное неглиже миссис Лав, и не подошла к окну в праведном гневе. Чаки удобно устроился снаружи, сидя на парапете балкона.
— Вы выглядите, как кулек из коричневой бумаги, который слишком велик для того, что в нем находится, — сказал он при виде Тинки. — Хотя говорят, что и в малом иногда содержится многое — это про вас, мисс Джоунс.
— Зато в вас не содержится ничего, что я хотела бы видеть. Убирайтесь, пока я не столкнула вас с балкона!
— Нет-нет, я хочу, чтобы вы поднялись со мной на чердак и увидели, что я там обнаружил.
— Старые гравюры? — холодно осведомилась Тинка.
Чаки расхохотался, приложив ладонь к губам.
— Уверяю вас, девушка, в моем обществе ваша честь в полной безопасности — я же говорил вам, что у меня дома трое детей. К тому же я предпочитаю более аккуратно упакованные кульки. Пошли!
— Я не собираюсь шпионить за Карлайоном и помогать вам добывать материал для вашей газетенки.
— Никакая газетенка тут ни при чем — просто любопытство. — Он перекрестил нагрудный карман пиджака, откуда торчал яркий носовой платок. — Ни слова не будет напечатано — клянусь честью!
— Сомневаюсь, что она у вас имеется, — сказала Тинка, но любопытство взыграло и в ней. — Это слишком опасно — нас услышат.