— Нет, только с медового месяца. Слуга мистера Карлайона чем-то проштрафился, он его уволил и телеграфировал в агентство с просьбой прислать кого-нибудь еще на Ривьеру, где они тогда были.

— Но вы привезли их в этот дом?

— Да. — Дей машинально сел на сундук, готовясь к долгому разговору. — Это моя долина. Я покинул ее двадцать лет назад, и половина женщин в Пентр-Трист последовала за мной, но я раскаялся и понес наказание... — Он самодовольно усмехнулся. — Фактически два наказания! А когда мистеру Карлайону потребовалось место, куда можно было доставить бедняжку из больницы, я сказал ему: «Предоставьте это мне». Когда умер старый доктор Уильямс, его вдова построила этот дом. Она собиралась переехать в Суонси и жить в роскоши, но не смогла оставить горы. — Дей с гордостью огляделся вокруг, и на его лице отразились мысли о доме с шоколадным холлом, деревянной вешалкой, уродливым бордюром вокруг маленького крыльца. То, что радовало старую миссис Уильямс, очевидно, было приятно и ему.

Дей начал говорить о долине, о своем детстве, прошедшем на этой горе, о хоре, который собирался по праздникам и состоял из шахтеров, нередко оказывавшихся без работы в те тяжелые дни, о деревенских лавочниках, задолжавших за хлеб и масло, потому что им задолжали еще более бедные покупатели, о сельском учителе, викарии и его жене — робких и необученных певцов, которым бог даровал музыку своих ангельских хоров... И о проповедниках, произносящих медоточивые фразы в молельных домах.

Тинке не терпелось покинуть пыльный чердак, пока не вернулся Карлайон и не застал их там, но она видела, что завоевала благосклонность кривоногого валлийца и могла убедить его молчать о ночном приключении. Кроме того, ей было интересно его слушать.

— Дей, вы не боитесь, что вернется мистер Карлайон?

— Не беспокойтесь, девочка. Мы увидим его в окно — он спускается от Таррена по овечьей тропе и, вероятно, придет, когда станет совсем светло. Мистер Карлайон всегда бродит по ночам, когда бедняжка спит, — очевидно, им пришлось дать ей что-то.

— Скажите, вы что-нибудь знаете о кольце миссис Карлайон в форме сфинкса? Мне кажется, я видела его раньше.

Мистер Чаки бросил на нее быстрый взгляд, но промолчал. Дей задумался, попыхивая сигаретой.

— Она иногда носит такое кольцо, но нечасто. Мистеру Карлайону это не нравится.

— Не знаете почему?

Дей пожал плечами.

— Наверное, он думает, что оно напоминает ей о прежних днях.

— Но это относится ко всем ее драгоценностям. Вы помните на ней это кольцо раньше — я имею в виду, до несчастного случая?

Он снова задумался.

— Нет. Но я был шофером и видел миссис Карлайон, только когда она выходила из дома в перчатках или муфте. Как сейчас помню ее в зеленом костюмчике, с соболиными шкурками на плечах и с маленькой коричневой муфточкой. Мистеру Карлайону нравилось, когда она так одевалась. «Носи свои соболя», — говорил он...

— На юге Франции? — перебил Чаки. — Разве там не жарко?

— Там бывает пронизывающий ветер, раздраженно объяснила Тинка. — Пусть Дей продолжает.

— Я только сказал, мисс Джоунс, что я был шофером и не видел ее колец.

— А вы были с ними во время несчастного случая?

— Нет, — покачал головой Дей. — К сожалению, у меня был выходной. Днем они уехали такими веселыми, а вечером он уже сидел, закрыв лицо руками, а она лежала в больнице. Никогда не видел, чтобы мужчина так убивался.

— Вероятно, он винил себя? — спросил Чаки.

— Мистер Карлайон повторял, что во всем виновата его беспечность. Он убрал руку с руля, чтобы зажечь сигарету, а вы ведь знаете эти дороги — одна оплошность, и вам конец. «Я убил ее, Дей Трабл, — говорил он, а слезы текли у него между пальцами и падали на пол — кап-кап-кап. «Она еще не умерла», — утешал я его. «Как она сможет жить в таком состоянии?» — отвечал он. «Все равно это лучше, чем умереть, мистер Карлайон, — говорил я. — Молитесь о ней Богу!» Вы религиозная женщина, мисс Джоунс?

Вопрос ошарашил Катинку.

— Я? Не думаю. Мне кажется, у всех нас имеются собственные представления о том, что правильно, а что нет. Мы должны быть честными перед собой и позволять другим вести себя так же. — Изложенное таким образом «кредо» прозвучало не слишком убедительно, но тем не менее...

— Ну а я человек религиозный. И скажу вам обоим: мне не по душе эта история с наркотиками.

— С наркотиками?

— С морфием, который дают миссис Карлайон. Конечно, ей бывает скверно, но Господь велел нам терпеть страдания, и мне кажется неправильным лишать человека заслуг, с которыми он мог бы предстать перед Богом.

— Вы бы позволили ей мучиться от боли?

— От физической — может, и нет, но это душевная боль, а человек вправе сам бороться с душевными проблемами. Так он вырабатывает характер и становится достойным того, чтобы предстать перед Богом.

— Но ведь это совсем юная девушка, — возразила Тинка.

— Достаточно взрослая, чтобы дать ей шанс бороться за свою душу. — Дей Трабл посмотрел сквозь квадратное окошко на гору, маячившую в бледных лучах рассвета, и Катинка вспомнила, как мисс Эванс говорила ей, что оттуда видно все ничтожество человека в сравнении с Богом. Но мистер Чаки держался куда ближе к земле.