Почти…

В столовой меня, действительно, ждали. В полном составе. Но помимо детей, мужа, Вистеры и троих охранников, включая Ханса, там была и Маргарет.

На миг сердце запнулось и я остановилась, будто в бетонную стену врезалась, но переведя взгляд на Хэмлина, упрямо вздёрнула подбородок и твёрдой походкой вошла в комнату. По очереди обняла и поцеловала детей, несмотря на некоторое сопротивление мальчишек, дошла до супруга и тоже хотела поцеловать его в щёку, чтобы показать внимательно наблюдающей маменьке, насколько близки наши отношения, но муженёк решил продемонстрировать куда более откровенные чувства. Неожиданно повернул голову и вместо щеки поцелуй случился в губы.

Нет, Хэмлин не позволил себе ничего лишнего, просто лёгкое прикосновение с обещанием чего-то большего. Но маменьку это, уверена, разозлило ещё больше. Я вновь вспыхнула, как маков цвет, судорожно заправила волосы за ухо и обратилась-таки ко всем сразу:

– Всем доброе утро!

Ребята, похихикивая от только что случившего непотребства, ответили вразнобой, Ханс отсалютовал с весьма понимающей ухмылкой, матушка чопорно кивнула, прожигая во мне дыру, размером с футбольный мяч, а вот Вистера осталась безучастна к моему приветствию.

Улыбка медленно сошла с лица и я направилась в сторону старушки. Женщина сидела и рассматривала жидкость в стакане. То поднимала его к глазам, то опускала, то поворачивала к свету, будто пыталась там что-то отыскать. Принюхивалась, кривилась и начинала всё с начала.

– Вистера, – позвала её тихо, но служанка всё равно вздрогнула. Повернулась ко мне, с трудом сфокусировала рассеянный взгляд и как-то дёргано улыбнулась. Исхудавшее лицо землистого цвета, впалые щёки и тёмно-синие, почти чёрные круги под глазами. При последней нашей встрече она выглядела куда лучше.

– Да, милочка? – спросила так, будто бы вовсе меня не узнала. Но ведь этого же не может быть.

Что происходит?

– Вистера, – повторила ласково, хотя внутри всё напряглось от страха, – как ты себя чувствуешь?

Ей же продолжают давать лекарства, Кетти вчера отчитывалась, что осталась ещё треть пузырька, и что она взяла на себя смелость заказать мистеру Ллойду новый. А в лекаре я была уверена. Так почему же она выглядит такой отрешённой?

– Я-то? – искренне переспросила женщина. – Я хорошо, а вы, собственно, кто, милочка?

Вот тут моё сердце ухнуло и я беспомощно оглянулась на Хэмлина. Он тоже нахмурился и поднялся со своего места. Вмиг оказался возле старой служанки и спросил:

– Вистера, тебе нехорошо?

Конечно, нехорошо, хотела крикнуть я, но промолчала, потому что мне вдруг стало страшно. Что? Что могло с ней произойти? И почему она не узнаёт меня?

Лицо женщины преобразилось – будто засияло каким-то внутренним светом, а на губах появилась счастливая улыбка:

– Хэми, мальчик мой! Ты приехал? Как же… Не предупредил… Мы бы подготовились… Где эта Флора шляется? Надо отдать распоряжение… – она засуетилась, встала, потом села обратно и растерянно пробормотала, кажется вдруг забывая, что говорила секунду назад: – Что-то я устала. Надо бы пойти прилечь…

Вистера встала, сделала шаг, покачнулась, так что Хэмлин подхватил её, не давая упасть, а потом махнул Хансу и тот, не менее растерянный, чем мы все, подхватил старушку под руки и повёл к двери.

Я смотрела на то, как уводят служанку и не верила, что всё это происходит на самом деле. Ведь всё было так хорошо… Там, в приюте, Вистера стала чувствовать себя лучше и я поверила, что лекарства помогают, но… Что-то пошло не так. Я растерянно посмотрела на Хэмлина, и хотела уже спросить, что, в конце концов, происходит, как раздались жиденькие хлопки.

– Браво, – насмешливо прокомментировала Маргарет, наблюдавшая за нами со стороны, – у вас тут прямо приют для сирых и убогих. Никогда не думала, уважаемый герцог, что вы так увлекаетесь благотворительностью. Даже интересно, почему вы обидели мою девочку, раз весь такой из себя благородный.

Она скривила губы в подобие улыбки, отчего лицо стало ещё более отталкивающим. И выбранный цвет платья, розовый, с множеством рюшей и оборок, делал её похожей на неудачное пирожное, которое делал повар-новичок и оно у него получилось слегка скособоченным. А ещё, наверняка, невкусным, потому что такие гадюки вкусными быть не могут.

– Матушка, – одёрнула её, – как вам спалось? Дурные сны не беспокоили?

Я тоже улыбалась, надеюсь, так же гаденько, как она, чтобы до этой дурной женщины дошло, что разбрасываться оскорблениями в адрес дорогих мне людей, я не позволю.