— Мира, ты из-за этого так нервничаешь? Из-за господина де-Мирта? — Вэн слегка тряхнул меня за плечи.

— Что-о-о? Н-нет! — совсем неправдоподобно заикалась я.

— Между вами что-то есть, — загадочно протянул парень, пристально вглядываясь в мои глаза, будто хотел в саму душу проникнуть и выведать там правду.

— Вэн, нет! Прошу! — я жалобно посмотрела на дверь.

— Ну мне-то ты можешь довериться, — обиделся он. — Дружба работает в обе стороны, вообще-то.

— Давай потом поговорим об этом. Я всё-всё расскажу, — не унималась я. — Давай зайдём, мне тут очень неспокойно.

Парень лишь кивнул в ответ и направился к двери.

Как Калантиэль успокаивал гостей и переводил тему я уже не слушала и не обращала внимания. Мы открыли дверь, и я буквально влетела на балкончик, столкнувшись с какой-то тенью. Здесь было довольно темно, и я не сразу поняла, что напоролась на человека. А потом до сознания дошла боль от живота. Я шагнула назад и упала в руки Вэна. Он что-то кричал, но слова доносились невнятные, будто сквозь густой туман, а глаза постепенно застилала тьма.

Хельвдан

— Ну и какого чёрта, де-Мирт? — Калантиэль негодовал. — Как это понимать?

Он стоял, опираясь на стол двумя руками, и просто таки пылал яростью. Глаза налились неестественной краснотой, отчего можно было подумать, что он не спал месяц, хотя бессонной была лишь одна ночь. Можно его понять. Я бы так же злился, попади в мой дворец наёмный убийца, который пришёл по мою душу.

— Я не снимаю с себя ответственность. Мы расследу…

— Меня! Могли! Убить! — выкрикнул, жёстко перебив меня. — Ты это понимаешь? Если бы Мирана за каким-то чёртом не попёрлась на тот клятый Тёмным Богом балкон, я был бы уже мёртв, твою мать!

— Никто не умер, а Мирана поправится, — говорил твёрдо, но внутри разрывало от злости. Я допустил, что под удар попала Мира, а не Калантиэль. От его смерти я бы вряд ли так расстроился, как от ранения моей девочки. На сердце накатывала ледяная волна при каждой мысли о чудовищном происшествии. — Я найду откуда растут ноги, и больше эта ошибка не повторится. За ночь мои люди прочесали весь дворец, вся прислуга опрошена, все гости отправлены в город в постоялые дворы, убийца мёртв, и я найду след.

— Что происходит? — Калантиэль плюхнулся в кожаное кресло и заговорил уже более спокойно. — Что, мой друг любезный, с тобой происходит?

— Мы все люди, Кал, каждый может ошибиться. Моя ошибка была серьёзной, но я ещё имею шанс её исправить.

— Не-е-ет. Я о причинах спрашиваю. Что заставляет тебя так отвлекаться? Неужели разрыв долгожданной помолвки пошатнул твою хвалёную непоколебимость? За что же ты так с бедной девочкой? А? Может дело в том, что появилась другая? А почему я об этом не знаю? Почему твои душевные терзания мешают твоей работе?! Почему ты не можешь поговорить об этом со мной? Как прежде. Или… Постой… Я сам отвечу, — он вскочил с кресла, нервно дёрнул бровью и вышел из-за стола. — Конечно! Объект твоей страсти ночует в покоях фаворитки? Тех самых, лучших, что недалеко от моих. Конечно, ты не можешь рассказать лучшему другу, что желаешь его женщину.

Повисла гнетущая тишина, которую нарушал лишь глухой стук его каблуков о пол.

— Так, значит, мы соперники, дружочек? — Калантиэль расхаживал по кабинету из угла в угол.

— Я отменил помолвку не поэтому, — почти не соврал. — Она изначально была плохой идеей. Просто я понял это только сейчас.

— Я не слеп и не глуп, Хельвдан. Я вижу, как она смотрит на тебя, как ты смотришь на неё, и как она смотрит на меня, — он скривился.

— Ты же не веришь в любовь.

— Не верю, — но раздражение в интонации и в каждом жесте говорило обратное.

— Зато я верю. И влюбился. Ещё задолго до прибытия во дворец. И стоит помнить, Кал, что она — не рабыня, нельзя её заставить быть твоим развлечением. Ты имеешь на неё столько же прав, сколько и я, и ты это сам прекрасно знаешь, — знаешь, иначе бы не стал ей подыгрывать и взял бы сразу, даже силой, если бы понадобилось. Но закон — есть закон, против него и ты не попрёшь, дорогой друг.

Как же захотелось врезать ему от всей души при мысли, что он мог бы её принуждать. Смыть кровью с лица самодовольство и спесь. Но нет, нужно держать себя в руках.

— Может, ты и прав, но у меня привилегий поболее будет, я могу предложить ей большее. Я красив, богат, у меня безграничная власть, я могу дать ей абсолютно всё, чего ей захочется! Да зачем ты ей вообще сдался? Что у тебя есть такого, чего нет у меня?! — в нём говорили уязвлённая гордость и бессилие. Оказывается, чувствовать превосходство действительно приятно. — Я заставлю её полюбить меня! Она будет моей, де-Мирт! Слышишь? Моей!

— Кал, ты — правитель целой империи, а ведёшь себя как деспотичный ребёнок. Тебе не дают игрушку, и ты тиранишь всех вокруг, чтобы получить её наконец. Только это так не работает! Когда ты уже поймешь?