— Ты всё ещё видишься с ним? — С любопытством спросила я.

— Нет, — ответил он. — Он отказывается от визитов. Думаю, он пытается держаться от меня подальше. Прежде чем его арестовали, мы немного отдалились друг от друга, так что… Я не удивлён, что он хочет разорвать нашу дружбу.

Я на мгновение задумалась над его словами. Было приятно сознавать, что Райкер избегает не только нас, но и всех остальных.

— Всё в порядке, — наконец, успокоила я его. — Теперь понимаю, почему ты это сделал. Ты присматривал за мной ради Райкера, и в каком-то смысле я этому рада. Он заслуживал того, чтобы узнать про всё задолго до того, как я наберусь смелости сказать ему. Не расстраивайся и не извиняйся.

— Правда? — недоверчиво спросил он, с удивлением оглядывая моё лицо. — Ты не будешь отрывать мне голову?

— Нет.

— Ты… Такая чертовски понимающая, Элли.

— У каждого свои причины. Я не имею права судить. — После этого мне очень захотелось уйти, и я посмотрела на часы.

— Послушай, мне пора. Спасибо, что сказал мне правду, Мэтт. Увидимся позже, хорошо?

Я не стала дожидаться его ответа. Повернулась и поспешила прочь, шокированная тем, что борюсь со слезами по пути к дому. Боль, которую я причинила Райкеру… Я не хотела думать об этом. Я была зла на него за всё, через что он заставил меня пройти, и я набросилась на него, чувствуя себя оправданной за то, что позволила ему уйти. Но гнев исчезает, и то, что осталось — это слова, которые были сказаны, а они никогда не исчезают. Они становятся частью вашего прошлого, всегда преследуют вас и заставляют желать, чтобы вы сказали всё по-другому.

У меня было плохое настроение к тому времени, когда я постучала в парадную дверь.

Мама держала Кайдена на руках, когда открыла её. Она не сказала мне ни слова и ни секунды не посмотрела на меня. Просто развернулась и исчезла внутри, а я последовала за ней.

В гостиной она осторожно опустила Кайдена на коврик, который я ей дала.

— Он не сильно тебя беспокоил? — спросила я, не утруждая себя обычными любезностями.

— С детьми никогда не бывает просто, — ответила она, равнодушно глядя на меня, прежде чем исчезнуть на кухне.

Я закатила глаза. Сегодня она была не в настроении. Я опустилась к Кайдену. Она переодела его, волосы были вымыты, а кожа пахла детским мылом. Несмотря на мамину неприязнь ко мне, она явно любила своего внука до безумия.

Кайден заворковал при виде меня и обхватил своей крошечной ручкой мой палец, прежде чем поднести его ко рту, чтобы пососать. Я засмеялась и покрыла его пухлое лицо поцелуями.

— Я скучала по тебе, малыш. Очень и очень сильно. — Мне всегда было нелегко вдали от него. Я думала, что со временем это пройдёт, но нет. Чувствовала, что часть меня пропадает каждый раз, когда приходилось уходить от него.

Мама вернулась и поставила сумку на пол. Она была рядом, её тень падала на нас. Я поняла, что это затишье перед бурей, и собралась с духом.

Держа бутылку со смесью, она потрясла ею передо мной и сказала:

— У Кайдена серьёзные проблемы с этим, Элли. У него колики, и его фекалии темнее, чем должны быть. Ты хоть понюхала это, когда разводила? Пахнет отвратительно.

— Ты кормила его этой смесью последние две недели и ни словом не обмолвилась о запахе…

— К чему ты клонишь?

— А ты ждала, что будет пахнуть розами?

Она сверкнула глазами.

— Нет, но думала, что еда моего внука будет хорошо пахнуть.

Я вздохнула в миллионный раз за сегодняшний день.

— О чём мы говорим, мама?

— О грудном молоке, конечно. А чём же ещё? Ты даёшь ему это дерьмо, когда должна кормить из собственного тела. Именно так мать должна воспитывать своего ребёнка.

— Я уже говорила тебе, мама, что когда пыталась кормить его, то он не мог схватиться за мою грудь. Мои соски были вывернуты.

— Ты должна была продолжать попытки! До того, как была изобретена смесь, думаешь, что матери могли отказаться от грудного вскармливания своих детей, потому что их соски были плоскими или вывернуты? Никаких оправданий. Они пытались. У них не было другого выхода.

Другой выход. От этих слов мне стало грустно и страшно одновременно.

— Если бы ты хоть раз задумалась о чём-нибудь, особенно если бы это было как-то связано с интересами твоего собственного ребёнка, тогда, возможно, он не заболел бы, когда ему было всего две недели.

Ого, удар ниже пояса.

Я прикусила язык, решив не отвечать. Это было бессмысленно. Я продолжала смотреть на Кайдена, надеясь, что она закончит ругаться и оставит меня в покое. Грудное вскармливание было для меня огромной проблемой. Я проводила ночи в слезах, чувствуя себя неудачницей, потому что у меня не было достаточно молока, чтобы прокормить Кайдена. В ответ Кайден кричал всю ночь напролёт, требуя еды, которую я физически не могу ему дать.

Но сказать, что я виновата в его простуде… Это было хуже, чем всё плохое, что она когда-либо говорила мне, вместе взятое.