В мыслях раненой птицей трепыхалась страшная мысль: «Амина не вернется».

К бабушке съездить я так и не решился. Струсил. Я элементарно не знал, как объяснить, что просрал свое счастье ради ребёнка, матери которого не помню. Меня бы никто из родных не понял. Что говорить о строгой бабке старой закалки, если даже либеральные родители, которые души во мне не чают, были в шоке от новости. Они так ждали знакомства с моей невестой, о которой я им на расстоянии все уши прожужжал, готовились наконец-то погулять на свадьбе единственного сына, а получили внезапное «счастье в конверте». От левой бабы. Молчаливое неодобрение прятали в заботе о нежданном внуке. Со мной в первые дни почти не разговаривали. Размышляли, переваривали информацию, привыкали к новому статусу. Да и мне нечем было оправдаться, потому что все расследования зашли в тупик.

Сын мой. Точка. Остается лишь признать, что нагулял.

Не таким меня воспитывали, не это вкладывали в голову и сердце. Но даже мнение близких не так дорого мне, как Амина.

До сих пор не верится, что между нами все кончено. Поэтому я все равно возвращаюсь туда, где зарождались наши отношения. Точнее, я ей навязывал свою одержимую любовь.

– Герман? Вы вернулись? – Богомолова не скрывает недовольства и паники, когда я без стука распахиваю дверь ординаторской.

– Вы так рады меня видеть или беспокоитесь за свой зад в кресле заведующей? Скорее, второе, - выплевываю пренебрежительно, падая в кресло напротив.

– Зачем вы так грубо? Мы же коллеги, как-никак, - поджимает она трясущиеся губы.

Бесполезная дрянь в белом халате. Язва на измученном теле российской медицины.

Но меня это больше не касается…

– Волк свинье не товарищ, - выплевываю пренебрежительно, вызывая бурю негодования на мерзком лице. Однако вслух Богомолова даже пикнуть не смеет.

Под четкий скрип её зубов я мельком окидываю взглядом кабинет, который около года был моим, и на секунду забываюсь.

В сознании всплывают теплые картинки, как мы целовались здесь с Аминой за закрытыми дверьми. Она дико смущалась, а меня это безумно заводило. Я не узнавал себя. Принципиальный врач, который всегда был противником служебных романов, отвлекающих от главной миссии – спасения жизней, в такие моменты будто сходил с ума. Хотелось провоцировать чистую, неискушенную девушку, совращать ее внутренних ангелов, раскрывать дьявольской потенциал. Украл ее у законного мужа, но удержать не смог, а теперь пришло время отдавать долги.

– Расслабьтесь, я не задержусь в вашей богадельне, - рявкаю с презрением и слышу вздох облегчения. – Я приехал, чтобы официально уволиться. Только без отработок, мне это на хрен не надо.

Лицо Богомоловой проясняется – радуется стерва. Чёрт с ней! Без Амины мне в больнице делать нечего, я ведь устроился сюда исключительно ради нее. А во время одного из своих набегов в Россию узнал, что она оставила любимую работу. Оборвала все нити. Исчезла, чтобы не дать мне ни капли надежды. Решила, что урод Марат лучше меня.

– Сейчас попрошу старшую подготовить все документы. Подождите, Герман Янович, мы быстренько, - суетится вокруг меня докторша, не скрывая радости.
– Может, чай или кофе?

– Обойдусь, - выплевываю зло.

Ленивым жестом руки даю отмашку, и Богомолова вылетает из кабинета. Вздохнув, неторопливо поднимаюсь с места, меряю шагами пол, обходя свои бывшие владения. В груди неприятно царапает, будто я совершаю роковую ошибку. Неведомая сила тянет меня к неплотно закрытой двери.

– Какие назначения у беременной в седьмой палате? Она одна у меня осталась, остальным я все поставила, – доносится приглушенный голос одной из акушерок. Не узнаю. Кажется, это кто-то из новеньких, кого приняли на место Амины. Быстро же заменили мою незаменимую девочку.

– Никаких назначений не было, - небрежно отрезает Богомолова, и мои руки невольно сжимаются в кулаки. Ленивая дрянь! Может, вышвырнуть её с волчьим билетом на прощание?

Мне больше нет дела до пациенток этой больницы, но какого-то хрена я замираю у выхода, спрятав руки в карманы брюк. Прислушиваюсь к разговору пока ещё моих подчиненных.

– Как же так, - сочувственно летит в ответ.
– Может, вы осмотрите ее? Мучается от болей, переживает. Тем более, тоже медик.…

Не выдерживаю… Делаю шаг, не в силах контролировать собственное тело, и бесшумно толкаю дверь. Перед глазами мелькают две фигуры в медицинской одежде.

– Ждем мужа, - обезоруживает меня стерва в халате неадекватным решением.
– Приедет – будем решать. Не уверена, что они захотят сохранять.

– Вы, наверное, что-то перепутали. Она поступила не на прерывание. Наоборот…

– Много говоришь, - раздается грозно и в то же время панически.
– Пошла вон.

В этот момент я срываюсь. Забываю, что у меня самого проблем выше крыши, и раздраженно вылетаю в коридор. Злой как дьявол.

– С каких пор у нас в больнице за здоровье беременной отвечает её муж? – рявкаю на все помещение, и голос эхом проносится до приемной.

Во мне просыпается врач, но не только… Предчувствие, что царапалось внутри, сейчас выгрызло дыру. Я должен – и точка! Поэтому подчиняюсь порыву.

– Вы неправильно все поняли, - мгновенно вырастает передо мной Богомолова, заслоняя мне весь обзор. Тычет бумаги в лицо.
– Вот, кстати, документы. Подпишите, а я всё мигом оформлю.

– Я передумал, - выхватываю заявление, беспощадно смяв его в ком, легко отталкиваю душегубку, пока не произошло непоправимое. – Я остаюсь, а вот вы после такого – вряд ли. Поступившую беру себе, осмотрю лично, - в сердцах стукнув кулаком об стену, подзываю новенькую акушерку: - Веди в палату.