Шрифт:
– Ты просто чудо, знаешь?
– Знаю. Ты узе говолила, а я запомнила, – улыбнулась Ника, наконец-то поднимая на меня глазки свои.
– Ни-и-ик, а что тебе ответил папуля? Если не секрет.
– Сто я его маленький челтенок. Он постоянно меня так называет, говолит, сто я самый большой подалок-сюлплиз в его зызни. Фис, а много есе?
– Что? А-а-а, пара ложечек осталось.
– Нет, давай, навелное, ты мне помозешь, но только чуть-чуть, – смешно сложила пальчики Ника, демонстрируя это “чуть-чуть”. – Лано?
– Ладно, – улыбнулась я, забирая “орудие труда” из детской ладошки. – Ты тогда бери стаканчик, и сыпь муку.
– Колосо, – кивнула малышка, делая в точности, как до этого я. С той только разницей, что бухнула стакан она слишком резко и мука белым облачком поднялась вверх, оседая на щечках и кудряшках ребенка.
– Ой, я, казется, пелесталалась.
– Кажется.
– Это не сталашно?
– Страшно? М-м-м, – задумчиво провела я пальчиком по рассыпавшейся муке на рабочей поверхности стола, хитро улыбаясь девчушке, – не думаю, – хохотнула, приложив пальчик к носику Доминики, оставляя маленький белый след. А потом еще по одному такому же на каждой щечке.
– Э-э-эй! Я тозе так кочу, – захохотала мелочь.
– Нет… ну, нет…
– Фиса, беги, а то я тебя сейчас догоню! – нырнула сразу обеими ладошками в пакет с мукой мартышка, соскакивая с табуретки и бросаясь за мной в погоню.
Демьян
Утро встретило меня болью в спине и бьющим по глазам Нью-Йоркским солнцем.
Вначале очнулся от крепкого сна организм, выдавая мне болезненные уколы по всему позвоночнику, который чудом не ссыпался в брюки. Это был намек, что в мои годы спать скрюченным на диване – идея плохая. Затем проснулся мозг, закидывая яркими картинками прошедшей ночи. Даже боль померкла, отступив на задний план, утонув в охватившем с ног до головы алогичном счастье.
Я глянул на наручные часы, время почти восемь. Прислушался. Со стороны кухни донесся хохот и визг. Улыбка сама на губы наползла. Невообразимо тепло стало на душе. Я еще какое-то время бесцельно смотрел в потолок и слушал тихий шепот девчонок. Они о чем-то оживленно шушукались и увлеченно спорили.
Пожалуй, приятней утра в моей жизни еще не было. Когда ты вроде не у себя дома, а чувствуешь себя целиком и полностью на своем месте. Когда уютно, и все звенит от радости. А твое будущее не кажется унылым, серым обезличенным пятном.
Конечно, рассуждать глобально о дальнейшей совместной жизни рано, не хочется спугнуть девчонку своим напором, но в голову уже нет-нет, да прокрадываются кое-какие мысли, которые раньше я в свое воображение и планы не впускал.
Осталась самая малость. Разобраться с отцом Кэм и проследить, чтобы девушка благополучно улетела домой. А там и до разговора с Графом недалеко. Думаю, со вторым проблем точно не будет. По сути, какая ему разница, какой Нагорный? Сомневаюсь, что его вообще интересует комфорт Анфисы. Его выгода – исключительно деньги и приумножение капиталов. А у меня есть, что ему предложить. Раз уж на то пошло.
Поднявшись, я первым делом заглянул в ванную, приводя свой помятый вид в более-менее сносный. Умылся, пригладил влажной пятерней волосы, почесал заросшие щетиной щеки. Сойдет.
Вышел и крадучись прошел до кухни. Остановился в коридоре, заглядывая в приоткрытую дверь. Молча поражаясь, во что превратилась светлая кухня! Тут ураган прошел, а я все проспал? Вся поверхность обеденного стола завалена мукой, какой-то кухонной утварью и уставлена всевозможными банками. Мука даже на полу и дверцах шкафов виднеется. Ника с Фисой стоят же ко мне спиной. Мелочь ногами на стуле с лопаточкой в руке, а Фиса позади нее, помогая той самой лопаткой орудовать.
Но самое притягательное во всем этом кулинарном безобразии – запах. Слюновыделительный, желудок от голода сводящий.
Вафли.
Домашние.
Готов поспорить на треть своего состояния – это они! И эта, казалось бы, обыденная мелочь поразила до глубины души. Что-то в сердце щелкнуло. В голове взорвалось. Ноги идти отказались, требуя стоять и просто смотреть. Привалиться плечом к дверному косяку и наблюдать, какая это сногсшибательно гармоничная картинка: любимая женщина и дочь – вместе. Разговаривают, улыбаются, смеются, готовят. Ветрова умудрилась создать вокруг себя “семью” за считанные дни, тогда как Камилла за много лет не вызвала у меня такого ощущения ни разу.
– А мозно, я поплобую? – полюбопытствовала моя мартышка.
– Конечно, только тихонько. Надо дуть, они горячие, – протянула кусочек вафли Фиса ребенку.
– М-м-м, вку-у-усно! Папоське очень понлавится!
– Правда?
– Плавда!
Я не смог и дальше стоять в стороне. Тихо прошел на кухню и бесцеремонно обхватил Ветрову за талию. Девчонка вздрогнула. Я прижал ее к себе и поцеловал в висок. На мгновение прикрыв глаза, дурея от момента близости.
– Доброе утро.
– Привет, – улыбнулась, Анфиса, оборачиваясь. В глазах можно утонуть, от улыбки растаять. Собственно, я уже и начал.