Полина, повзрослевшая за год, бросила в могилу ракушку — ту самую, что он подарил ей в день, когда всё рухнуло. Ракушка ударилась о крышку гроба с глухим стуком. Звук эхом отозвался в его груди.

После церемонии они молча сидели на кухне, где пахло чабрецом и старой древесиной. Марина разливала чай из бабушкиного сервиза с трещинами. Полина перебирала коробку с пуговицами, которые та коллекционировала полвека.

— Она завещала тебе дачу, — Марина поставила перед ним ключ, обмотанный жёлтой лентой. — И это.

В конверте лежала фотография: Алексей чинит крыльцо, Марина смеётся, держа на руках годовалую Полину. На обороте бабушка вывела: «Семья — это не те, кто не ругается. Это те, кто чинит, даже если трещины уже не скрыть».

Алексей потянулся к её руке, но она одёрнула её, словно обожглась:

— Подпиши документы. Сегодня.

— Ты всё ещё боишься, что я снова подведу? — спросил он, не поднимая глаз.

— Я боюсь, что ты уже сделал это, — она указала на окно, за которым маячил силуэт моста. — Ты построил его, чтобы соединить берега, но забыл, что мы — не берега. Мы люди. А люди устают ждать.

Алексей приехал туда под утро. Дверь скрипнула, как в день, когда они купили это место. На столе лежал альбом: фото Полины с первого сентября, Марина на пляже с камерой, он — пьяный, спящий на стройке. Бабушка подписала снимки: «Жизнь — это не то, что мы теряем. Это то, что у нас украли, пока мы чинили то, что нельзя починить».

В углу он нашёл вазу — ту самую, разбитую год назад. Бабушка склеила её рыболовной леской, обмотав вокруг горлышка лоскут от платья Марины. Внутри лежала записка: «Любовь не должна быть тюрьмой. Отпусти, если не можешь удержать».

Марина застала его на крыльце. Он сидел, сжимая вазу, а первые лучи солнца бились в осколки, как мотыльки в стекло.

— Забери её, — он протянул сосуд. — Бабушка хотела, чтобы она напоминала тебе…

— Она напоминает мне, как ты разбил нас, — перебила Марина. — Я не собираюсь тащить это за собой.

Полина вышла из дома, неся корзину бабушкиных яблок. Увидев отца, остановилась, словно наткнулась на невидимую стену.

— Мы уезжаем, — сказала девочка, глядя куда-то за его плечо. — Мама нашла работу в другом городе.

Алексей встал, и ваза выскользнула из рук. Она упала на ступени, расколовшись на части, которые уже нельзя было собрать.

Глава 16. Плоды

Бутылка виски на столе полупуста, но её уже хватило, чтобы мир распался на осколки: резкие, неровные, готовые ранить. Он не помнил, как оказался в этой квартире, в этой постели, с этой женщиной, чьё имя не осталось в памяти. Её смех, густой и липкий, как дым сигарет, резал уши. Руки цеплялись за его плечи, ногти впивались в кожу, но он не чувствовал ничего, кроме тяжести в груди.

— Ты же любишь жёстко, да? — прошептала она, но Алексей уже не слышал. Он двигался механически, будто пытался вытолкнуть из себя ту пустоту, что разъедала его изнутри. Всё смешалось: хриплые стоны, скрип кровати, запах алкоголя и пота. А потом тишина. Женщина закурила, сказала что-то о «завтра», но он уже одевался, швырнув на комод пачку купюр.

На улице моросил дождь. Алексей шёл, не разбирая пути, пока не упёрся в закрытый магазин. В отражении витрины увидел себя: помятое лицо, глаза, словно выжженные пустыни."Марина…" — имя сорвалось с губ само, как проклятие. Но он вырубил телефон. Нет. Не сегодня.

Офис давно опустел, но её настольная лампа всё горела. Пальцы стучали по клавиатуре, цифры в таблицах плясали, подчиняясь ритму, который не давал думать ни о чём другом. Коллеги давно шептались: «Съехала», «Робот», «Сердце из камня». Пусть. Так проще.

— Марин, может, задержимся вместе? — Игорь из соседнего отдела подошёл слишком близко. Взгляд настойчивый, голос мягкий.

— Нет, — ответила она, даже не подняв головы. — У меня работа.

Он засмеялся, но звук был сухим:

— Ты хоть помнишь, как жить без этих отчетов?

Она помнила. Помнила смех на кухне в хрущёвке, запах кофе, который варилон. Помнила, как его руки обнимали её за талию, пока она пыталась готовить завтрак. Как он шептал: «Брось, проспимся ещё час». Теперь по утрам была только тишина.

— Уходи, Игорь, — сказала она резко.

Дверь захлопнулась. Марина потянулась к верхнему ящику стола, где лежал старый снимок: они на мосту, он смеётся, ветер треплет её волосы."Почему ты всё ещё здесь?" — спросила бы она, если б хватило смелости. Но вместо этого закрыла снимок обратно, загнала дрожь в кулаки.