На столике обычно стоит самовар или кофейник с чашками и печеньем, но ладно, я делаю вид, что всё норм, работа важнее, а её дело как раз и разобраться с бумагами.

Я постучал в дверь, зашёл с широчайшей улыбкой на лице, Карнеги уверяет, что человека не бьют, если он держит губы в растянутом виде, почтительно поклонился с порога.

— Сюзанна! Думал, вы особенная, но, оказалось, просто лучше всех!

Она подняла голову, взглянула настороженно.

— Если Вадбольский подлизывается, явно что-то хочет украсть…

Я отмахнулся.

— Мне ничего не хочется украсть, кроме вашего сердца.

Я подошёл ближе, снял со спины туго набитый вещевой мешок.

— Сюзанна, тут мне на голову свалилась эта сумка. Представляете, иду по двору, сверху такое противное кря-кря, это опоздавшие гуси-лебеди спешат в тёплые края. И вдруг ба-бах!.. прямо у ног падает эта сумка. Ещё чуть и по голове бы, чёртовы пернатые!.. Раскрыл, смотрю: деньги и какие-то бумаги. Ну, думаю, это не мне тащили, а Сюзанне, она умная и красивая, всё разберёт, разложит, оценит…

Она с недоверием посмотрела в моё честное и бесхитростное лицо, красивое и глупое.

— И что в мешке?

Я попятился к двери.

— Буду на обеде, тогда и расскажете!

Она вскрикнула:

— Стоп-стоп!.. Вам от Иоланты письмо!

— Ого, — сказал я, — что она хочет?

— Откуда я знаю? Письмо вам!

Я отмахнулся.

— Прочту, конечно, но не может быть, чтобы вам не сказала.

— Абсолютно, верно, барон. Глориана замыслила поход в оранжевую Щель. Вижу по-вашему простовато-честному лицу, что вам это не нужно. Ну, а суфражизму?

Я вздохнул, помялся, не зная как подступиться к этому деликатному вопросцу.

— Сюзанна, поход в Щель хорош для привлечения внимания к проблемам женщин в нашем обществе. Даже второй был нужен для закрепления впечатления, что женщины тоже как бы люди, и могут многое из того, что могут доминанты. Вы это доказали. Но на самом деле есть для женщин гораздо более нужное поле деятельности. Там будете намного уместнее, и не надо стрелять и размахивать мечами.

Она смотрела с укором.

— Хотите увильнуть?

Я сказал виновато, хотя виноватым себя не чувствую, но бывают ситуации, когда споришь с женщиной, и уже виноват, что споришь:

— Сюзанна, вы разве увильнули? Вы утерли нос ста тысячам мужчин, что занимаются финансами и уверены, что женщинам там и близко делать нечего!

Она улыбнулась, это выглядит как выглянувшее солнышко среди грозовых туч.

— Да, я сумела… Но вам нужно встретиться с Иолантой и всё объяснить!

— Сделаю, — пообещал я. — Она может приехать сюда?

— Может, — ответила она легко. — Но не станет. Этикет, барон, этикет! Но вам можно встретиться в столице. Она предложила увидеться через два дня в ресторане «Эрмитаж».

Я глупо раскрыл рот.

— Эрмитаж?.. В нём едят?

— И пьют, — добавила она.

Я спросил с робкой надеждой:

— А от этой встречи отказаться можно?

Она посмотрела в великом изумлении.

— Барон!

— Понял, — сказал я поспешно, — понял. Эх, когда же победа суфражизма!

Нащупал за спиной ручку двери, открыл, отступил в коридор и крикнул оттуда:

— Разберитесь, что там гуси нам уронили!

Сюзанна начала развязывать очкур, я закрыл дверь и поспешно удалился в сторону выхода во двор.

Во дворе, показавшись всем, сразу же обогнул здание с той стороны и ринулся в неопрятный овражек. Продравшись через колючие кусты, вломился в марево, пережил трёхсекундное потемнение в глазах и оказался на первом уровне своей Щели.

Не останавливаясь, почти бегом проскочил мимо длинной ямы, на дне таинственно блестит антрацит, пока почти неизвестный в России и мире, между ямой и стеной мощный вал в полтора человеческих роста, накопал так накопал, пора и на поверхность, только как объяснить…

Первый левел до обидного пуст, на втором их чересчур много. Понять пока не могу, но уже готов использовать, я человек или искусственный интеллект?.. Нам до всего дело, а до чего нет, то хоть понадкусываем.

Весь бозонный мир диковинка, но пока уцепился за то, что в какой-то мере понятно: пузыри, которые назвал для себя пространственными.

Попадаются в стенах часто, нередко просто всплывают из пола и неспешно поднимаются вверх, исчезают в меняющемся пространстве, которое я с усилием заставил себя называть потолком, чтобы обозначить для себя какие-то ориентиры.