Гамадрилы, широко распространенные на каменистых полупустынных равнинах Эфиопии, Аравийского полуострова и Судана, напоминают помесь пуделя, льва и сфинкса пепельного цвета. У них ниспадающие гривы и хвосты с кисточками, но головы и морды длиннее, чем у черных гелад. Их научились приручать и дрессировать древние египтяне, которые, по-видимому, вывозили их из Судана. Гелады были не только домашними любимцами, но и компаньонами, слугами и даже священнослужителями. Священные гамадрилы Тота, бога мудрости, присутствовали в храмах на утренних богослужениях. Устремив свои лица к восходящему солнцу, они поднимали руки к небу и хриплыми голосами выкрикивали религиозные молитвы. Гамадрилы, рангом пониже, собирали урожай и сортировали фрукты, пололи сады, качали и носили воду, подметали и мыли полы в храмах и домах, прислуживали за столом и выполняли обязанности лакеев и горничных.

А не так давно Джулия Макдональд очень интересно и забавно рассказала в своей книге «Почти человек» о своей домашней обезьяне Абу, самке гамадрила, которая как истинное дитя XX века обожала смотреть телевизор. Любимой ее передачей было шоу «Зоорама» из зоопарка Сан-Диего. При виде обезьян Абу приходила в восторг, а при виде змей — в ужас, ну, а во время демонстрации рекламы она, естественно, скучала и злилась. Но, когда Джулия дала Абу швабру и щетку, надеясь, что ее домашнее животное станет вести себя в соответствии с ритуалом, принятым в Древнем Египте, поклонница телевидения не стала ни мыть, ни подметать жилище Макдональд в Пасадене. Деревянные орудия труда она использовала как рычаг, чтобы опрокинуть всю мебель. Как когда-то заметил Цицерон: «О времена, о нравы!»

Южноафриканские павианы чакма, обитающие на горных скалистых равнинах, очень большие, размерами почти с мастифа, безгривые, серовато-черного цвета. У них багряные лица, круглые белые глаза и черные головы, руки и ноги. Готтентоты утверждают, что чакмы, или медвежьи павианы, умеют разговаривать, но скрывают это, так как боятся, что если люди узнают, то заставят их работать на себя. И такое утверждение имеет под собой почву, так как павианов чакма действительно обучали работать козопасами, сторожами, искателями воды, погонщиками волов и даже няньками. Самым знаменитым чакма был Джек, «павиан-стрелочник из Уитенхийджа». Он работал у Джеймса Уайда, служащего железной дороги, который в результате несчастного случая лишился обеих ног. Джек качал и таскал воду, приносил дрова, убирал дом, толкал по рельсам маленькую деревянную платформу Уайда и умел переключать железнодорожные стрелки. Сначала он просто подражал действиям своего хозяина, но постепенно стал работать сам, без присмотра: переключал необходимую стрелку по определенному количеству гудков, которые подавал тот или иной поезд. (Как и большинство павианов, он умел считать до пяти.) За девять лет своей железнодорожной карьеры он ни разу не ошибся.

Мандрилов Западной Африки чаще, чем какой-либо иной вид павиана, и даже чаще, чем какое-нибудь другое животное, называют «уродливыми», «страшными» и «отвратительными». Людей шокируют, смущают, но при этом почему-то притягивают ярких цветов седалищные мозоли всех видов павианов, расположенные у хвостов — естественные подушки для спанья на твердой ветке дерева, — эти обезьяны спят обычно сидя. Мандрилы шокируют людей не только своим задом, но и передом: на огромных алых мордах взрослых самцов вдоль носа тянутся большие, размером с сосиску, изрезанные продольными бороздами вздутия — синие и фиолетовые полосы. Украшения на щеках самок размерами меньше и блекло-голубого цвета. И мужские, и женские особи покрыты оливково-коричневатой шерстью и обладают короткими хвостами, которые торчат вверх, как у самодовольных мопсов. Это самые большие из существующих ныне обычных обезьян — взрослые самцы весят 130 фунтов и более, — и очень сильные, но, несмотря на свои большие размеры, а может, как раз из-за них они менее решительные, чем другие виды павианов: обитают мандрилы чаще в лесах.

Дрилы, еще одни обитатели лесов Западной Африки, — размерами поменьше, более гибкого анатомического строения, с шерстью коричневатого цвета. Лица у них черные, с крохотными бесцветными вздутиями на щеках. По мнению Ричарда Лидеккера, одного из самых достойных натуралистов XX века, «чуть менее уродливей самца мандрила» дрил, более чем какое-либо иное существующее ныне животное, «наводит на мысль о существах, которых можно вообразить лишь в ночных кошмарах». А по моему мнению, они оба наводят на мысль о красивых здоровых павианах, только у дрилов лица меланхолические и несколько линкольноподобные. (Недруги Эйба Линкольна частенько обзывали его «павианом».) И я не понимаю, почему у дрила или мандрила зад обязан цветом и формой напоминать попку Венеры Милосской. И я отказываюсь понимать, почему представители одной-единственной разновидности приматов, пусть даже и «разумной», считают себя вправе судить о внешнем облике 3500 разновидностей существующих млекопитающих, 6000 рептилий, 3000 амфибий, 8600 птиц, 25 000 рыб и, как предполагается, то ли 750 000, то ли 1 500 000 насекомых. Если бы у павианов существовал конкурс красоты, например «Мисс Саванна» или «Мисс Копальщица корешков», я очень сомневаюсь, что они присудили бы даже один балл гладкокожей, лишенной рыла рыжеволосой даме или брюнетке, у которой отсутствует седалищная мозоль.

Существуют три разновидности «действительных», или павианов бабуинов саванны, которые ныне обобщены в один род: оливковый, или павиан анубис; гвинейский павиан, или павиан сфинкс; и желтый павиан, который отнюдь не лимонного цвета, как явствует из названия, а покрыт коричневато-желтой шерстью. Его голые голова, руки и ноги — черные. Он средних размеров, без гривы и с длинным хвостом. Эти обитатели саванны являются истинными Макако — неистовыми деревенскими бандюгами, которые бродят шайками по экваториальным равнинам, ковыряются в земле сильными руками, ворочают камни в поисках скорпионов, скачут галопом на четвереньках с малышами на спине, опустошают поля местного населения или кроют вовсю своих врагов — зверей и людей.

Может создаться впечатление, что они — неприкаянные кочевники, наглые бродяги, слоняющиеся с места на место, но в действительности это не так. «Мепво л-отими те-п-гоп энья», — говорят масаи, и эта старая пословица переводится очень просто: «Павианы никогда не покинут свою родину».

И хотя за день они проходят от четырех до пяти миль, совершая марш-броски туда и обратно к воде и еде, они никогда не выходят за границы своей территории, площадью от десяти до пятнадцати квадратных миль, и вечером возвращаются к своим постоянным спальням. В зависимости от топографии местности, спальней может оказаться и огромное дерево близ воды, и пещера, и каменный холм. Но, где бы ни находилось это место, оно еще служит и природной крепостью, в которой племя имеет возможность успешнее справиться с ночным кошмаром в виде дикой кошки, защититься от врага с помощью уханья, криков и ощеривания зубов, что я называю выражениями павианьего патриотизма».

«Что такое патриотизм — прекрасно понимают в Америке, — сказал однажды Калвин Кулидж. — Оберегая себя, ты оберегаешь свою страну». Похоже, африканские павианы понимают это еще лучше. Им гораздо сложнее, чем цивилизованному человеку, обитающему в культурном обществе, выживать как индивидуумам, и они прекрасно осознают это. Им приходится не только уметь сражаться сообща, но и защищать своих лишенных клыков и обремененных детьми самок.

Подобные взаимоотношения между самцом и самкой человеческого рода существовали в добрые старые времена, «когда мужчины были мужчинами, и женщинам это нравилось». Я подозреваю, что движение суфражисток не возникло, если бы наши дамы не превышали ростом три фута и им бы со всех сторон угрожали леопарды и гиены. Во всяком случае, мужчины больше не обороняют своих женщин, как рыцари-павианы, а прячутся за страницами газет, чтобы не уступать места в метро женщинам. Женщины, в свою очередь, негодуют по поводу подобного поведения, так удобно забыв о том, что сами же на это напросились.