Когда они приехали, было около шестидесяти тысяч готовых блюд. Сейчас оставалось, должно быть, почти пятьдесят тысяч. Фред подсчитал, что из расчета два блюда на человека в день получается две тысячи девятьсот двадцать блюд в год. Вполне достаточно на ближайшие пятнадцать лет. И это не считая того, что нуждается в приготовлении. Не считая тысяч банок консервированных фруктов, овощей, мяса, супов, джемов, к которым никто пока не притрагивался. Не считая, наконец, тонн риса и бобовых (чечевица, красная и белая фасоль). Это изобилие нравилось Фреду, оно его успокаивало, он часто повторял про себя: «Запасов у нас на века». Даже если случится поломка в морозильных камерах, есть сменные двигатели (самые простые в установке). И даже если случится тотальная катастрофа, полностью отключится электричество (а для этого надо, чтобы перестали работать солнечные панели, остановился ветряк и сломалась гидроустановка, оборудованная в сотне метров от побережья, с северной стороны, там, где самые сильные морские течения), все равно останутся консервы (придется есть их холодными, но ничего страшного) и бобовые (придется как-то кипятить воду, но что-нибудь сообразим, на войне как на войне). Как бы то ни было, пищи для всей семьи действительно хватит на века.

Фред обшарил кладовку с инструментами, где лежали в ряд в картонных и пластмассовых коробках сменные солнечные панели, запчасти для ветряка и морозильных камер, и отыскал суперклей, аккуратно упакованный вместе с моющими средствами, десятки которых ждали использования.

Под конец обхода он вышел в гостиную. Как часто бывало в этот момент, закончив все дела по содержанию дома, Фред задался вопросом, что же будет делать весь долгий день, потому что до ночи было далеко. Он проглотил полтаблетки ксанакса, запил стаканом воды. Он принимал это лекарство уже так давно, что не знал, действует ли оно. Разве только слегка расслабляет. Зато он был уверен, что, если перестать принимать ксанакс, это вызовет ужасные приступы тревоги. Фред пробовал однажды, в самом начале, обойтись без него, это было ошибкой, и сегодня, оглядываясь назад, он думал, что, может быть, смог бы избежать инцидента с Идой и Марко, не взбреди ему в голову бросить анксиолитики, тогда как в инструкции было четко указано: «Прекращение лечения только под контролем врача. Только очень ПОСТЕПЕННОЕ уменьшение доз и увеличение интервалов между приемами предотвратят синдром отмены».

Облокотившись на кухонный стол, он рассеянно смотрел в широкое, во всю стену, окно. Крошечная коричневая птичка что-то клевала на плитках террасы.

— Как славно придумано, — вздохнул про себя Фред, представив совокупность работающих механизмов, дающих этой птичке жить, летать, есть, спать. — Ее жизнь имеет не больше смысла, чем моя, однако ее-то не тревожит, что до самой смерти каждый завтрашний день будет один к одному похож на вчерашний.

Он вспомнил, как жил раньше, как создавал свою компанию, как был доволен, когда цифры шли вверх, хмелел, раздавая премии, гордился, зная, что служит примером для желторотых новичков. Он помнил поразительное чувство принадлежности к миру богатых, очень богатых, тех, для кого жизнь — вечный праздник. Помнил поездки в самые эксклюзивные (как он любил это слово) места планеты, частные самолеты, частные яхты, частные пляжи, частные лыжные трассы. Помнил счастье отражаться в завистливых взглядах встречных, помнил женщин, дававших ему понять, намеками и жестами, что «стоит ему только захотеть». Он никогда не изменял жене, другие женщины его не интересовали, но ему нравилось думать, что у него есть возможность. Что все зависит только от него.

А теперь, когда ничего этого больше нет, какой смысл в его жизни? Ни больше, ни меньше смысла, чем у этой коричневой птички, которая уже улетела, у крохи, безразличной к роли, которую она играет — или не играет — в этом подлунном мире. Почему, когда все исчезло, у него появилось ощущение бесконечного падения в пропасть? Он прекрасно знал, что, в какой-то мере, в его прежней жизни смысла было не больше, но, благодаря ее кипению, у него была хотя бы иллюзия, что он — главное действующее лицо спектакля, который смотрит весь мир.

Ксанакс постепенно делал свое дело: Фред успокаивался, слегка отстранялся от действительности, а его тревога и гнев как будто растворялись в теплой водичке. Он услышал, как открылась и закрылась входная дверь, потом раздались шаги на лестнице. Это были медленные тяжелые шаги Александра. Сын даже не подумал снять обувь. «Опять разнесет повсюду песок», — нахмурился Фред. Уборкой тоже занимается он один, всем как будто плевать: Александр пропадает где-то целыми днями, Жанна не отлипает от телевизора… А Элен, ясное дело, и собой-то больше не занимается. Фред вздохнул: он, конечно, поступит как всегда, ничего не скажет: ссориться ему не хотелось, это бессмысленно; он просто подметет в прихожей и на лестнице.

Была середина дня. Фред налил себе бокал вина: «Шато Борегар» 2016 года, это был хороший год, климатические условия идеальные. С бутылкой в руке Фред вышел на террасу и устроился на полотняных подушках дивана. Солнце ласково гладило щеку; он пригубил вино, думая о Франции, о Бордо, о виноградниках и винограде. На приклеенной к бутылке этикетке виднелась картинка: красивый замок на вершине холма. Что сталось с этим замком? Стоит ли он еще на холме? Скорее всего, нет. А вместо виноградников, должно быть, теперь лишь кучи пепла. На обратной стороне бутылки было написано: «Виноградники шато Борегар богаты историей, уходящей корнями в XII век. В то время рыцари-госпитальеры владели этой землей и возделывали ее. Им мы обязаны прославленным крестом тамплиеров — нашей эмблемой. Пять веков спустя семья Борегар построила здесь замок. Наследники поместья из поколения в поколение улучшали качество наших вин, которые сегодня признаны одними из лучших в Помроле».

Фред отпил еще глоток; вкус вина напоминал ему о канувшем мире.

Он снял кроссовку с отклеенной подошвой, достал из кармана тюбик и принялся чинить.

Фильм кончился, и Элен встала. Леонардо умер, Роза бросила колье «Сердце океана» в темные ледяные воды Северной Атлантики. Сценарий был закольцован, и глаза Элен, как всегда, наполнились слезами. Она расплакалась еще в конце фильма, оплакивая смерть молодого человека, его мужество и самопожертвование, душераздирающий конец этой любви и прощание старой женщины с прекраснейшей историей в ее жизни, но оплакивала Элен и себя саму, и то, чем стал сегодня мир, и то, чем стала она: жалким созданием, никому больше не нужным, никем не любимым, ни для кого не желанным.

Она задумалась, какой сегодня день. Будний или выходной? А какой месяц? Элен даже не была уверена, какой год, она давно потеряла счет.

«Допустим, сегодня понедельник, пятое октября», — подумала она. И представила себе свою прежнюю жизнь в понедельник, пятого октября: она надела бы костюм от The Kooples или комбинезон от Comptoire des Cotonnier. Элен предпочитала эти бренды более роскошным типа «Диор» или «Шанель», которые ассоциировались у нее с вульгарными девицами, состоящими при русских олигархах. Но, может быть, она надела бы пару кроссовок «Баленсиага». Наряд получился бы чуточку нескладный, чуточку мятежный, чуточку punk (это слово она употребляла где надо и где не надо). Она села бы в свой «BMW iX3» и поехала на работу, включив Франс Галль на стереосистеме Harman Kardon, которой была оборудована машина. Исполненная победоносной энергии, она подпевала бы, подхватывая слова: «Держись, докажи, что ты есть, ищи свое счастье, держись, этот мир эгоист, слушайся сердца, держись, он не твой, этот мир, сразись, держись». Потом она приехала бы в офис. Элен руководила отделом visual marketing в крупной консалтинговой компании. Была талантливым руководителем, и ее за это уважали. Она хорошо зарабатывала, но работала не ради денег, деньги у нее всегда были, она выросла, купаясь в них, а с тем, что зарабатывал ее муж, богатство озаряло ее жизнь так же щедро, как солнце озаряет мир. Она работала, потому что любила свою работу! Работала, потому что у нее был талант, а талант, она знала, это «не только дар, но и ответственность» (она слышала эту фразу во время тимбилдинга, который вел коуч по личностному развитию). Она буквально творила чудеса: ей удалось, например, превратить допотопную крохотную фабрику по производству тапочек на веревочной подошве в продвинутый бренд. Пришлось сменить логотип, название сохранили, сыграв на идее, что новое — это хорошо забытое старое; она добилась сотрудничества со знаменитым японским мангакой, заполучила в партнеры певицу Анжель, которая дала концертное турне в тапочках, и они стали продаваться миллионами. Вот на какие чудеса была способна Элен. Вот что она бы делала, если бы был понедельник, пятое октября, в том прежнем мире, который не должен был кануть.