Шрифт:
Максим
Дома у Ульяны по-прежнему лютый холод. Я через своих людей узнавал о ситуации, там действительно все сложно. По-хорошему, надо менять УК, но ни одна более-менее адекватная управляющая компания не возьмет дом с километровыми долгами, а хозяин старой исчез.
— Жесть, Уль, — качаю головой, глядя на мокрые окна, и провожу пальцем по сырому откосу. Обои уже начали отклеиваться. — Плесень пойдет, скорее всего.
— Если еще не пошла, — вздыхает та.
Надо забирать их отсюда и как можно скорее.
— В доме кто-то вообще остался?
— Да. Парочка семей, которым некуда пойти. Спят с грелками, сплит-системы не выключают ни на минуту. Но ситуация вроде разрешилась, отопление должны вот-вот вернуть.
— Неделя пройдет, пока дом нормально прогреется.
— Скорее всего. — Ульяна прямо в обуви направляется в сторону комнаты Лешки. — Максим, ты не обращай внимание на беспорядок, хорошо?
— Брось, Уль.
— Я не убиралась тут вечность, как мне кажется, — ежится и обводит взглядом квартиру.
Да, на самом деле тут достаточно мрачно. Дико сыро и неуютно. Мебель ледяная, на пол без обуви не ступишь.
Надо придумать какие-то причины, чтобы Ульяна с Лешкой перебрались к нам с Глебом. Окончательно.
— Ульян, давай не будем задерживаться? Тебе нужна помощь, чтобы вещи Леши собрать?
— Нет, я возьму самое необходимое на первое время. А ты пока можешь осмотреться. Присесть или чаю не предлагаю, — пожимает плечами.
Ободрительно ей улыбаюсь. Уля уходит в комнату сына, а я заглядываю в спальню. Подхожу к книжному шкафу. На полочках стоят фотографии, на которых изображен маленький Леша. Тут ему лет семь, он сидит на берегу реки, в руках удочка.
Лешка улыбается беззубой, искренней улыбкой, наполненной светом. Растрепанный, чумазый, но невероятно счастливый.
Рассматриваю фото, чувствуя, как сердце обливается кровью. Мой сын рос без меня. А девушка, которую я полюбил, одна воспитывала его.
От осознания того, что в их жизни был Денис, накрывает ревностью. Я прекрасно понимаю, что никакого права не имею на это чувство. Ульяна вольна быть с тем, с кем ей хочется.
И да, я прекрасно понимаю, что Денис положительно повлиял на Лешку. Был отцом, в то время как я был отцом Глебу и даже не осознавал, что где-то за океаном у меня есть еще один ребенок. Здравая часть меня по-своему благодарна Денису за то, что он оставался рядом. Но чаша весов все-таки перевешивается в сторону ревности и злости на самого себя.
— Это мы на рыбалку с отцом ездили, — Уля подходит со спины и продолжает с теплотой в голосе: — Мы тогда ловили рыбу до самого захода солнца. Лешка отказывался возвращаться домой, уж больно рыба шла.
С трудом проглатываю ком в горле. Дыхание спирает.
Как же много я пропустил из жизни Леши… И к сожалению, этого не наверстать. Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, это та часть его жизни, где меня не было.
Огромная дыра в душе, которая не затянется никогда. Не зашить ее, не прикрыть ничем, как ни старайся все исправить.
— Есть еще фото? Можно посмотреть? — спрашиваю сдавленно.
— Конечно, — Ульяна отвечает не сразу.
Обходит меня, открывает створку шкафа, достает большой альбом, проводит по нему рукой, будто гладит.
— Это альбом с Лешиными детскими фотографиями. Тут все, что есть: и фото с дедом, и со мной, и с Денисом.
Протягиваю руки. Ульяна вкладывает его мне в ладони, смотрит прямо в глаза.
— Можно забрать? Я хочу посмотреть дома.
— Можно, — отвечает тихо.
— Расскажешь мне?
— Провести тебе экскурсию по жизни собственного сына?
Звучит жутко. Но другой правды у нас нет.
— Да.
— Расскажу, — кивает.
Больно. В грудине тянет, голова каменная. Прижимаю к себе альбом и перевожу взгляд на спортивную сумку, которая стоит на полу.
— Ты готова? Можем ехать?
— Поехали.
Подхватываю сумку, сильнее прижимая к себе альбом. Ульяна у меня за спиной. Выходим из квартиры и едем домой. Ульяна молчит, только смотрит на дома, мелькающие в окне.
В квартиру заходим вместе, я пропускаю Улю вперед.
Это стало настолько привычным. Возвращаться вместе, быть в одном пространстве рядом друг с другом.
Я сразу прохожу в гостиную и опускаюсь на диван, Ульяна садится рядом. Открываю альбом и провожу пальцем по гладкой поверхности фото, на которой изображен новорожденный Лешка.
— Тут ему несколько часов, — голос очень мягкий, нежный.
— Как прошли роды?
— Не могу сказать, что легко, — хмыкает она. — Лешка был такой нетерпеливый, что родился на тридцать восьмой неделе. И уже тогда весил три шестьсот.