Неля и забыла, что Адам также был здесь. Инквизитор кашлянул в кулак, перетаскивая внимание на себя.

– Суккубы приходят к мужчинам, дитя моё. – Говорил это Адам с важным видом. – И это, наверное, был не единственный его визит.

Инва зарделась сильнее и отодвинулась от Проши, который стал закипать. Впервые Неля почти видела пар, валящий из чужих ушей. Неля приготовилась снова защищать Инву и потом ударить Адама, но Лоуренс будто почувствовал её желания. Он снова важно заметил:

– Здесь нечего стыдиться, дитя моё. Ты молода, а демоны любят молодость. – Потом, будто бы не нарочно, Адам добавил:

– Но я обеспокоен тем, что эта тварь вообще к тебе пришла. Скажи мне, дитя моё, сколько ты и Прошка вместе?

Напряжение в Инве немного спало и глаза загорелись маленьким, гордым огоньком.

– С самых пелёнок.

Адам цокнул языком, важно кивнул и самым драматичным голосом из всех сказал:

– Значит, Всевышнему ваш союз неугоден.

Инва и Прошка мгновенно побледнели. Прошка растерянно моргнул.

– Что это значит?!

– То и значит. Если истинно любит сердце, искусители не придут. – Адам драматически всхлипнул. Даже слишком драматически. Неля удивилась, что никто этого не заметил. – Дети мои, вас свёл староста. Вы ещё не стали настоящими мужем и женой. Я не выздоровел полностью, поэтому свою церемонию пока провести не могу. Пока я выздоравливаю, решите, нужен ли вам совместный путь.

Возлюбленные покинули дом с озадаченными и растерянными лицами, оставив чистую простынь на полу.

Выбитый зуб пробудил в Адаме что-то, о чем бывший инквизитор даже не подозревал.

Эта мысль пришла как раз в тот момент, когда добродушный и внешне приятный цирюльник достал щипцы, удивительно похожие на пыточные. Сама цирюльня в этот момент мало чем отличалась от кровавого застенка Божьего Дома.

Свет бился в окна, но приглушенно, будто пытаясь убедить в четности какой-либо надежды на лучшее. На мебель наполз полумрак, а большое зеркало оказалось занавешено простынёй.

Все здесь дышало кровью, болью и крапивной настойкой для объёма волос.

Адам неудобно заерзал на месте. Кресло, а если быть точнее, грубо сколоченный высокий стул, продолжало вызывать ассоциации с прошлым местом работы. Лоуренс попытался переместить ноги, но те были плотно схвачены ремнями и прижаты к длинным деревянным ножкам проклятого стула.

– Не обижайтесь, Отче. Это для безопасности.

Но Адам и не переживал. Руки его были свободны, а мысли далеки. Три выпитых стакана джина как бы сделали мир немного веселее, но в то же время Адам не мог отделаться от мысли, что этой сельской дыре нужна тяжелая рука.

– Это будет не очень больно, Отче. Поначалу да, неприятно, но потом всё как по маслу пройдёт. Уверяю.

Цирюльник врал. Адам прекрасно это понимал.

Сидя на позорном стуле, с позорным осколком во рту и отходя после позорной истории, Лоуренс вдруг почувствовал себя самой настоящей ведьмой.

Зловещие щипцы щелкнули перед глазами. Блестящая металлическая пасть оказалась настолько близко, что Адаму показалось, будто он увидел засохшие капли крови. Лицо цирюльника в этот момент будто преобразилось. Круглая голова налилась жиром, а на щеках и носу виднелся масленый блеск. Адам увидел отвратительные гнойные кратеры на коже, горящие костры прыщей, не так сильно заметные с расстояния. В лицо пахнуло несвежим дыханием. Моченый лук, квашеная капуста и тухлые яйца выбили слезинки, но Адам попытался держаться.

Подлокотников тут не было, поэтому Лоуренс впился пальцами в ткань сутаны и мысленно принялся молиться. Богам или чудищам, всё было неважно. Важно было лишь то, что этот день нужно пережить.

Потолок размылся перед глазами.

Интересно, а те девушки чувствовали себя точно также?

Адам всегда гадал, что же происходит в голове несчастных, но никогда не стремился понять их в полном смысле этого слова. К запаху цирюльни примешались фантомная вонь прошлого. В ушах раздались отголоски чужих криков, а нос защекотал тяжелый смрад тухлой крови.