Шрифт:
«Было бы забавно сжечь тут всё к чертям…» - Неожиданно мрачно подумал Адам. В столице к сожжению не прибегали, но вот выжиганием часто баловались. Ходили слухи, что инквизиторские костры горели как раз в таких, далёких, глухих и, в общем, никому не нужных местах.
Глаз лениво мазнул в сторону, туда, где виднелось начало этой проклятой деревни. Дерево и солома, мясо и кость. Хорошо бы горело. Но так нельзя.
Адам снова тронул рукой распухшую щеку. В голове мелькнула жалкая мысль: написать отцу и попросить у того совета. Память смутно нарисовала суровое лицо с горящими, недобрыми глазами. Внутренний голос бесстрастно отпечатал:
– Какой же ты жалкий.
– Да, я жалкий. – Согласился Адам со своими мыслями. – Ну же, отец, посмотри, что за слабак вышел из твоего семени!
Где-то на чердаке тревожно взвизгнул воробей, но Адам не обратил на это никакого внимания. Воробьи были слишком неважными птицами, чтобы воспринимать их мнение всерьёз.
Голова гудела и полнилась мыслями. Адам взял зуб, нацарапал записку на двери и вышел прочь. До настоящего города дорога была долгой, но Адам этого не боялся. Лоуренс выпросил у пекаря гнедую кобылку под предлогом небольшого путешествия к старому другу для выяснения неких важных вопросов и отправился в путь.
В кармане плаща был зуб, кошель и полученная от пекаря булочка с повидлом. Вообще, добрым был человеком этот пекарь, но Адам, как бы он не старался, не мог сохранить в памяти его имени или лица. До тех пор, пока мужчина не маячил перед глазами, Лоуренс практически не помнил о его существовании. Также дела обстояли с остальными. Весь мир вымирал в тот момент, когда уходил из-под глаз. Исключением была только она…
Навязчивые мысли о Неле наводили ассоциации с приворотом, но Адам давно отбросил эту идею. Крестик из орешника был крайне мощным амулетом, который защищал практически от любого недуга, в том числе и от недоброго глаза и коварных чар.
Осень дышала прохладой. Лошадь шла неторопливо, а мысли в голове Адама мчались с бешеной скоростью. Лоуренс обернулся и увидел, как позади исчезает место его ссылки. Растворяется в зыбком тумане, превращаясь в память.
В душе проснулась неприятная мысль – он не может тут жить. И дело было вовсе не в местных. Просто эти домики, эти скользкие взгляды, эти неясные брожения были не для него.
Когда-то Адаму казалось, что работа в инквизиции лишила его всякой радости. Что ж, теперь он инквизитором не был, но чувство неудовлетворённости не исчезло. Лоуренс устремил взгляд южнее. Если его не обманывала память, то там, в двух днях пути, кончалась граница и начиналась другая, совсем новая страна. Может, податься туда?
Невольно Адам представил как он, на настоящем боевом скакуне с Нелей за спиной мчится прочь, оставляя позади прошлую жизнь. В воображении это выглядело чарующе, но реальность пугала. Адам уже ушёл от прошлой жизни, но что-то внутри, что пожирало его, не исчезло.
До самого города Лоуренс думал, мечтал и разочаровался.
Потом была ювелирная лавка, специфический заказ и неумелое враньё о том, что вырванный зуб – это частичка недавно погибшего родственника и всего лишь попытка сохранить память об умершем.
Жемчуг Адам выбрал сам. Он был красивым и гармонировал с зубом.
Когда ожерелье было готово, прошла ночь и часть дня.
В отдалении от работы жилось и дышалось легко. Мысленно Адам снова вернулся к идее побега. Едва ли его будут искать, учитывая, что отец от него практически отрёкся. Так просто было взять, ударить кобылу по крупу и изо всех сил рвануть прочь. Адам мог оказаться где угодно, но вот Неля была в одном месте.
Когда они встретились снова, появился Прошка.
И что за имя такое? Прошка?
Сцена с простынёй была уморительной, но не унизительной. Мысленно Адам подумал, что эта парочка так ничего и не поняла. Зато Прошка отлично понимал язык кулаков. И вообще, кажется, каждый лучше воспринимал язык насилия, а не дипломатии.
Какое-то время он и Неля смотрели в спины удаляющейся парочки. Адам смотрел особенно пристально. Он пытался найти хоть какой-то магический знак, который мог бы навести на мысль о колдовстве.
Прошка выглядел как увалень, думал как увалень и, собственно, увальнем и был. Едва ли он мог правильно сложить пальцы для оберега от сглаза, но всё же Адама грызла одна не очень хорошая идея.
– Почему ты так смотришь? – Вдруг спросила Неля.
Голос у неё приятный, - вдруг подумал Адам и повернул голову к целительнице. Неля быстро отвернулась. На круглых щеках вспыхнул румянец.
«Интересно, а они такие же мягкие, как живот?»