Шрифт:
– У тебя есть тридцать секунд, чтобы убедить меня не возвращаться прямо сейчас обратно в постель.
– Я игнорирую приглашение сесть.
– Некоторые люди спят в час ночи, знаешь ли.
– Ты не из их числа.
– Не в этом дело.
Дело в том, что я ненавижу это место. Не за то, что оно из себя представляет, а за то, что встреча в этом сомнительном баре для джентльменов на Деланси почти наверняка гарантирует, что мне не понравится то, что скажет мой бывший партнер.
Когда мы работали в паре, этот клуб был местом, где мы связывались с информаторами и проводили тайные встречи. Один взгляд на немногочисленных посетителей, половина которых сжимает в руках свои члены, и становится ясно, что никого из них не волнует разговор, происходящий в кабинке, спрятанной в тени. В этом и заключается прелесть этого клуба - можно уединиться на виду у всех.
Здесь даже есть свой вышибала.
Таннер, наклонив подбородок, стреляет через мое плечо своей пресловутой очаровательной улыбкой.
– Я скучаю по этому заведению. Здесь отличный выбор пива. И женщин.
– Ты не пьешь пиво.
– Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы покачать головой официантке, пока она не подошла слишком близко.
– А в моем заведении вообще ноль людей. Я выиграл.
– А, но женщины… Он машет рукой в сторону сцены.
– Насколько я знаю, женщины все еще люди.
– Это не дискриминация, просто я вообще не люблю людей.
– Почему я здесь?
– Если бы я постучал в твою дверь, ты бы открыл?
– Нет.
– Присаживайся, Портер.
Я смотрю на мои несуществующие часы.
– Десять секунд.
– Айзек.
– Его выражение лица становится мрачным.
– Пожалуйста.
У меня скручивает желудок. Он никогда не называет меня по имени. Я помню только один раз, когда…
Внезапно мое любопытство сменяется леденящим страхом, я больше не хочу слышать его новости.
– Я пойду.
Я успеваю повернуться, когда он сбрасывает на меня бомбу.
– Соммерфилд взял вину на себя.
Вину.
Мое горло обжигает кислотный коктейль из желчи и плохих предчувствий.
– Что?
– Он добавил ее в свой список.
– Нет.
– Я глупо моргаю. Выражение его глаз - единственное подтверждение, в котором я нуждаюсь.
– Это был не он, - рычу я, сжимая челюсти так крепко, что можно размолоть стекло.
– Это был не он, мать его… Скажи мне, что они не купились на это.
Но я уже знаю ответ. Рухнув в кабинку, я провожу рукой по лицу, пока в глазах не мутнеет. Таннер достает из переднего кармана пачку сигарет.
Это значит, что все серьезно.
– Его арестовали за убийство Дженсон только на следующий день после… ну, ты понимаешь.
– К счастью, он этого не говорит.
– Теоретически, у него было время.
– Черт побери!
– Я хлопаю ладонью по столу, опрокидывая пепельницу.
– Это чушь собачья, Таннер. Верить на слово гребаному серийному убийце, который уже приговорен к пожизненному заключению. Это самый простой выход. Они не могут…
– Ты знаешь, что я согласен с тобой, Портер. Согласен.
– Его руки беспомощно поднимаются.
– Но окружной прокурор купился на это. Шеф тоже.
– О, я уверен, что они не просто купились на это, они с радостью это проглотили.
– И я больше не работаю там, чтобы возразить. Я потираю лоб от усиливающейся боли.
– Это совсем не похоже на почерк Соммерфилда. Схема соответствует нераскрытым делам. У меня есть куча доказательств, подтверждающих это. Почему они не откроют свои чертовы глаза?
Это тот же самый аргумент, которого я придерживался почти два года. Поначалу они прислушивались, потому что мой послужной список детектива был блестящим. Потом след потерялся. Дело замяли. Но я не переставал настаивать. До того самого дня, когда надавил так сильно, что меня вышвырнули за дверь.
– Это. Был. Не. Соммерфилд.
– Я буду повторять это до конца своих дней. Я чувствую это нутром, а оно никогда меня не подводит.
– Им больше не на кого это повесить.
– Он говорит это слишком мягко. Слишком заботливо. Мне хочется ударить его по лицу.
– Они закрыли дело.
– Осознание этого обрушивается на меня, как звон бьющегося стекла.
– Да.
– Таннер выглядит так, будто вот-вот расплачется.
– Закрыли.
И они даже не сочли нужным сообщить мне об этом.
– Они не могут закрыть его на основании голословного заявления монстра. Что, если она еще жива? Что, если…
У меня перехватывает дыхание.
– Мне очень жаль, Портер.
Ему больше нечего сказать.
Все кончено.
Я сжимаю волосы на макушке в кулаки, готовый вырвать их и сжечь весь мир.
Нет, нет, нет.
– Какие у них доказательства?
Он открывает пачку сигарет, засовывает одну в уголок рта и протягивает мне другую. Когда я не беру, он кладет ее передо мной, как подношение.