– У них появилась зацепка, которая позволяет предположить, что он был в кофейне в тот вечер. Я показал Соммерфилду ее фотографию, и он подтвердил это, сказал, что она была номером девять.
– Извинение омрачает его лицо.

Номер девять. Признание по такому нераскрытому делу - это слишком большая удача, чтобы прокурор подвергал его сомнению.

– Черт.
– Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, что угодно, лишь бы отвлечься от этой ноющей тьмы в груди.
– Он лжет.

– Ну, он психопат, такое не редкость. Но как ты это докажешь?

– Им нужно тело. Где ее тело? Ткнуть в фотографию - это не доказательство.
– Я пронзаю его взглядом, который может вызвать спонтанное самовозгорание.
– Мне нужно ее чертово тело. Где оно?

– Я не знаю, что сказать, Портер.
– Он разводит руки в стороны.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал?

Как бы мне ни хотелось кому-нибудь врезать, он всего лишь гонец, принесший дурную весть. Без сомнения, завтра мне позвонят - официально. Таннер сделал одолжение, предупредив меня.

Никто не убедит меня, что этот псих не сидит за решеткой и не набивает себе цену, чтобы почувствовать свою значимость. Серийные убийцы ведут себя так, будто соревнуются друг с другом за попадание в Книгу рекордов Гиннесса, и он не первый, кто делает необоснованные заявления по нераскрытому делу.

Но разве это имеет значение, в конце концов? В любом случае, ее больше нет. И реальность такова, что я мог бы этому помешать. Если бы был там.

Воздух покидает мои легкие, словно их сжали тисками. Конечности немеют. Шок должен был наступить еще два года назад, но я был занят. Похоже, он наконец-то настиг меня.

Моя голова опускается на руки. Я не могу дышать. Не могу думать.

Это моя вина…

Таннер позволяет мне просидеть так бог знает сколько времени.

– Ты в порядке?
– Кто-то легко дотрагивается до моего плеча. Краем глаза я замечаю красную вспышку. Девушка в блестках.

К счастью для нее, моя реакция сейчас такая же быстрая, как патока.

– Не сейчас, Серендипити. Я сам с ним разберусь.
– Быстрое предупреждение Таннера делает свое дело, и рука отдергивается, словно она коснулась лавы.

– Она новенькая. Она не знала.
– Он бросает на нее взгляд, который красноречивее всяких слов говорит о том, по какой яичной скорлупе она ходит, и поворачивается ко мне.
– А ты?

Я?

– Что?

– Ты в порядке?

– Что это за тупой вопрос?
– Я выхватываю зажженную сигарету у него из рук, подношу к губам и затягиваюсь так, будто от этого зависит моя жизнь. С первой порцией никотина шок притупляется.

Немного.

– Это обычный вопрос, который друзья задают друг другу, когда слышат что-то неприятное.

– У меня нет друзей.

– А у меня есть. И по непонятной никому причине я выбрал тебя. Смирись с этим.

Меня охватывает ярость.

– Да, ты такой замечательный друг. И все же, когда они решили меня убрать, ты согласился.

Таннер боролся, какое-то время. Но когда в департаменте все пошло кувырком, он согласился, что мне нужно уйти. Он, черт возьми, сказал об этом шефу прямо при мне.

Я не могу ему этого простить.

– Черт возьми, Портер, это было для твоего же блага. Ты был в заднице.
– Его рука крепко сжимает бокал.
– Сейчас я пытаюсь быть твоим другом. Почему, по-твоему, я здесь?

– Может, ты чувствуешь себя виноватым. Откуда, черт возьми, мне знать?

– Или может, у меня чувство преданности, граничащее с мазохизмом.
– Теперь настал его черед гневно сверкать глазами.
– Что бы ты ни думал, я забочусь о твоих интересах. И я знаю, что это не одно и то же, но то, что случилось… это сильно ударило и по мне. Ты же знаешь, я любил ее как…

– Ты сказал мне сесть и заткнуться.
– Я обвинительно тычу в него сигаретой.
– Довериться департаменту. Но они подвели меня, когда я в них нуждался, и выбросили на обочину, когда я разозлился.

Он смотрит на меня так, будто я полон дерьма.

– Нет, я сказал, что больше людей захотят прислушаться к твоим теориям, если ты будешь вести себя спокойно. Мало кто жаждет иметь дело с твоей вспыльчивой задницей.

– Ну, теперь все изменилось, не так ли?
– Я кладу руки на стол и наклоняюсь.
– Я свободный агент. И, возможно, настало время использовать эту свободу в своих интересах.

– Осторожно.
– Его голос понижается.
– Когда эти границы размываются, ты переходишь опасную грань.
– В отличие от большинства людей, он держит зрительный контакт. Он всегда был одним из тех редких людей, кто не отступал, когда я впадал в ярость. Даже шеф обычно сдавался и позволял мне делать свое дело, какими бы нестандартными ни были мои методы, и я добивался результата. А несколько месяцев назад я дал волю своему гневу на публике, и это нельзя было не заметить.