— Работаете допоздна, мистер Эванс, — заметила она тонким голосом — совершенно несоразмерным её огромным габаритам и оттого ещё более устрашающим.

— Ну… а… да, — забормотал он. — Упражнения, знаете ли. Исправляю. Эта Лоинг никак не может понять несовершенный вид сослагательного наклонения.

Мисс Фроули была зловеще чопорна и молчалива. Он заболтал:

— Знаете, это может быть хорошим знаком. Она может в конечном счёте заговорить, как истинный туземец — среди них так мало кто это понимает. Ха-ха, — прибавил он. Это был не смех — просто два слога «ха». Звучавшие жалко и беспомощно перед вопиющим молчанием мисс Фроули.

Она не спеша откашлялась и с размеренной резкостью заговорила:

— Мистер Эванс, в этой комнате табачный дым.

Он осмотрелся. Перед ним лежал как следует набитый, всё ещё тлевший кукурузный початок Фреда. И через секунду он знал, что делать. Он сунул мундштук в рот, вздёрнул трубку под причудливым углом и поднял взор вверх.

— Значит, он тут есть, — сказал он.

Брови мисс Фроули едва не соприкоснулись с седыми корнями её чёрных волос.

— Вы знаете правила этого учреждения, мистер Эванс, — проговорила она.

— И что с того? — смело рискнул он.

— Вы знаете, сколь упорно я борюсь с любыми вредными привычками, несмотря на нажитое нечестным путём состояние моего отца.

— Знаю, — он попытался направить ощутимую струйку дыма прямо ей в лицо и почти преуспел в этом.

Мисс Фроули сердито уставилась на него.

— Тогда ответ только один, мистер Эванс, как бы я ни восхищалась вашей работой. В Школе Фроули нет места для… для трубки из кукурузного початка! Завтра я встречусь с юристом, чтобы оформить разрыв вашего контракта. Можете трепетать, мистер Эванс! Всего хорошего!

Но Джонадаб Эванс не трепетал перед лицом гнева мисс Фроули. Он не трепетал ни от блаженного ожидания прелестей Голливуда, ни от сверхъестественного предвидения событий, которые должны были его там постигнуть. Мистер Эванс, радуясь первому своему знакомству с миссурийской кукурузной трубкой, думал лишь о том, успеет ли он вовремя добраться до уборной.

Доктор Руфус Боттомли запечатывал письмо, когда зазвонил телефон.

— Алло, — он прислушался и разразился экспансивным приветственным рёвом. — Отлично. Рад снова тебя слышать. Поднимайся.

Он немного привёл себя в порядок. Теперь, когда он стал Признанным Писателем и останавливался в Нью-Йорке в «Алгонкине», [20] следовало соблюдать приличия тщательнее, чем будучи врачом той самой О. В. П. — общей врачебной практики — в Ватерлоо, штат Айова. Он стряхнул с жилета пепел. Затем взял расчёску и небрежно воздал должное усам и эспаньолке. В дни общей практики их не было. Он был достаточно современен, чтобы осознавать негигиеничность растительности на лице. Понимал он и то, что его коротенькое пузатое тело смотрится абсурдно, если над ним произрастают столь замысловатые орнаменты; но эта сторона дела его не заботила. Вследствие некой причины всю жизнь он мечтал об эспаньолке — и веских доводов против её отращивания не было.

Когда он натягивал пиджак, в дверь постучали. Он не стал расправлять складки костюма и открыл дверь с быстротой, сохранившейся с тех дней, когда стук мог означать что угодно, от удара у старой миссис Уайетт до нового ребёнка у Хоббсов.

— Гордон! — проревел он. — Рад видеть! Заходи. Виски, прежде чем станем нарезать круги по Нью-Йорку?

Гордон Уизерс был по природе более сдержан, но приветствовал друга не менее искренне.

— Неплохо, Руфус. Я бы выпил, если не возражаешь.

— Отлично, — доктор Боттомли принялся разливать напиток. — Как дела дома?

— Неплохо. Даже не представляешь, какое благо — киноиндустрия. Графики съёмок и нервные срывы почти что устанавливают причину и следствие сами собой.

Доктор Боттомли усмехнулся.

— Не жалеешь о тех спокойных днях, когда мы вместе практиковали?

— Ничуть, Руфус. О, я знаю все твои представления об истинном призвании медицины. Читал твою книгу и бог знает сколько слышал это от тебя. Но если честные люди не займутся нынешним поколением невротиков, это сделают шарлатаны. Моя совесть чиста — и это больше, чем можно сказать о совести большинства из нас, живущих за счёт паствы.