Стоя под обжигающе горячей водой, я чувствую себя почти нормально, что бы это ни значило. Для меня нормально стоять под душем, позволяя воде стекать по телу. Выходя из душа, я обычно вытираюсь полотенцем. Затем оборачиваю влажные волосы и иду в спальню одеваться. Надеваю одежду и отправляюсь на работу.

Всё это кажется мне вполне обычным.

Однако моя нынешняя жизнь — это совсем не то, что раньше.

Если я закрою глаза и позволю воде стекать по моему лицу, я смогу представить, что снова дома. Я вспомню запах хлорки, который остаётся после моего утреннего купания. Клубы пара, которые собираются возле вентиляционного отверстия, слишком плотные, чтобы пройти через маленькое отверстие. Налёт плесени на потолке, который остаётся, сколько бы я его ни оттирала. Маленькую метку на смесителе, указывающую, когда температура воды достигает оптимальной — как раз между замораживанием и кипячением.

Но сейчас я предпочитаю обжигающую температуру. Я хочу, чтобы она очистила мою кожу от всего, что на ней накопилось. Избавила её от его прикосновений.

Как только моя кожа становится розовой, а волосы наполняются ароматом цветущей вишни, я опускаюсь на дно кабинки и позволяю воде литься на меня, пока она не становится холодной.

Он знает меня. Это кажется невероятным. Никто не приходит на ум. Я не знаю людей, способных на такие вещи. Но с другой стороны, я думаю, что никто не знает. Зло этого мира не носит на себе никаких знаков. На нём нет клейма Каина. Но, конечно, если бы я знала кого-то, способного на такое, я бы почувствовала это. Зло окружало бы его, как плащ, тёмный и плотный.

Я дрожу. Вода из холодной превратилась в леденящую, и я уже не помню, как долго я здесь сижу. Когда я встаю на ноги, моё тело протестует. Кажется, что оно готово просто сдаться и остаться здесь, позволив себе умереть от переохлаждения.

Полотенца не оказалось под рукой, и, возвращаясь в комнату, я оставляла за собой мокрые следы. Когда я заметила его, сидящего на стуле с полотенцем на коленях, я замерла.

— Не говори ни слова, — произнес он, и в его голосе уже не было прежней уверенности, словно он устал повторять это снова и снова.

Понимание того, что он не виноват в том, что я оказалась в плену, немного ослабило мой страх перед ним. Это придало мне смелости. До сих пор любое наказание, которое он назначал, было вполне приемлемым, поэтому я просто смотрела на него, а лужа воды у моих ног постепенно увеличивалась.

Он наклонился вперед и потянулся к заднему карману, а я опустилась на колени.

Он кивнул и бросил мне полотенце.

— Вытрись, пока не стало хуже, — сказал он.

Я обернула полотенце вокруг плеч и расслабилась в своей неподвижной позе.

— Вытрись и сбрось полотенце, — повторил он с вернувшейся уверенностью.

Я стою неподвижно, не отводя от него глаз. Он встает и подходит ко мне сзади. Я снова чувствую боль в ногах, когда он ударяет меня плетью. Но я не двигаюсь. Он снова бьет меня. И еще раз. На глаза наворачиваются слезы, но меня немного сковывает холод.

Боль не такая уж сильная.

Мама всегда говорила, что я хорошо переношу боль. Когда я была маленькой, мы с другом детства на улице залезли на дерево. Я упала и ударилась о землю, придавив руку. Мой друг попросил меня никому не говорить, чтобы у нас не было проблем, я пошевелила пальцами, проверяя, как они двигаются, и решила, что все в порядке. Прошло три дня, прежде чем я призналась маме в случившемся, и она отвела меня на рентген. Вскоре после этого на моей руке появилась фиолетовая гипсовая повязка, а запястье оказалось сломано в двух местах, а я даже ни разу не заплакала и не пожаловалась.

Пришло время проверить ее теорию.

Он бьет меня сильнее, и боль заставляет меня шипеть. Однако она не длится долго, вспыхивает и исчезает. Затем полотенце срывается с моих плеч, и холодный воздух обжигает меня сильнее, чем удары плети.

— Стоять! — Приказывает он.

Я не шевелюсь, просто слежу за его движениями, пока он ходит по комнате. Я не поворачиваю голову, поэтому теряю его из виду, когда он оказывается позади меня. Сильные руки обхватывают меня за талию и рывком поднимают на ноги. Я обмякаю, позволяя ему отвести меня в угол, где он нажимает кнопку, и цепи падают на пол.

Мое сердце начинает бешено колотиться в груди, и я начинаю сомневаться в своем решении бросить ему вызов. Но внезапно он передумывает, останавливает цепи, и они безвольно повисают в воздухе. Со мной, все еще безвольно висящей в его руках, он подходит к стулу и сажает меня к себе на колени. Только тогда я начинаю сопротивляться.

Но он слишком силен, намного сильнее меня. Его ноги прижимают мои к земле, когда он усаживает меня к себе на колени, а с его губ слетают ругательства, пока я пытаюсь вырваться.

— Отпусти меня!

— Чем больше ты сопротивляешься, тем больнее тебе будет.

Я возобновляю свои усилия, пытаясь вырваться из его объятий, дрыгая ногами и извиваясь. Но это бесполезно. Я для него не более чем тряпичная кукла. И что еще хуже, я чувствую, как его твердость упирается мне в бедро. Он наслаждается этим.

Удар!

Его рука ударяет меня по мокрой заднице, и боль мгновенно становится сильнее, чем от удара плетью. Но все равно нет ничего, с чем я не смогла бы справиться.