Помимо этого, я на поле боя мало что мог разглядеть. От пота и дыхания такого количества людей и лошадей на относительно маленьком пространстве сгустился туман, через который видна была лишь смутная масса движущихся, сражающихся фигур. Тут и там посреди частокола вздымавшихся и падавших мечей поднимались на дыбы кони, но невозможно было понять, на чьей стороне преимущество.

– Пойдём, – сказал я, поднимая Торию на ноги. – Не стоит терять времени.

Я многозначительно глянул на просящих, следовавших за основными силами роты. Те из них, у кого были арбалеты, либо крутили ворот, либо подбегали поближе к схватке и выпускали болты прямо в лица врагов. Среди них я увидел Суэйна, но не мог найти Офилу и решил, что она, наверное, где-нибудь в гуще битвы, машет своей секирой.

Тория пошла за мной до самой давки, где мы снова встали позади Брюера. К моему облегчению я заметил, что между сторонами снова открылся промежуток, шире прежнего, и число противников сильно уменьшилось. Более того, на их лицах, вместо недавней яростной решимости, теперь я видел страх. Облегчение сменилось мрачной радостью, когда эта прореженная толпа резко развернулась и побежала. Их командиры не кричали, и не играли горны, но все они словно отозвались на невысказанную команду. Я видел, как один на бегу вытирал слёзы досады, другие останавливались выкрикнуть проклятия на диалекте, который никто из нас не понимал, третьи поднимали руки и складывали пальцы в жесты, видимо, считавшиеся у них оскорбительными. Впрочем, все они вскоре тоже побежали, когда арбалеты просящих отправили нескольких в грязь.

Тогда опустилось очередное затишье, лишь ветер кружил боевой туман над нашими нестройными рядами, и рота стала похожа на призраков. Некоторые, вроде меня, опирались на своё оружие и тяжело дышали. Другие, вроде Брюера и рябого пикинера, триумфально вскидывали оружие, а их дикие победные крики смешивались с воплями раненых, которых ещё не забрала смерть. Тория прислонилась ко мне, вытирая окровавленный кинжал о мой рукав.

– Могло быть и хуже, – сказал я, вызвав у неё в ответ мрачный взгляд. Казалось, за несколько минут её лицо постарело на годы, а во взгляде сквозила такая укоризна, что я задумался, простит ли она меня когда-нибудь за то, что втянул её в этот ужас.

Я подыскивал новое едкое замечание, от которого она, конечно, снова разозлилась бы, когда узкое лицо Тории нахмурилось.

– Что это? – сказала она, направив ухо к небу.

Я услышал слишком поздно – едва слышный шипящий свист, сопровождаемый чередой глухих ударов и ударным звоном металла об металл. Со временем я хорошо запомню этот звук – мерзкую песню бури стрел, сталкивающихся с плотью и доспехами. Но тогда я осознал опасность лишь после того, как увидел, что стрела пронзила плечо рябого пикинера.

– Вниз! – бросил я, утаскивая Торию на грязную землю и судорожно дёрнулся, когда в ярде от моей головы в землю вонзилась стрела, а следом за ней ещё ближе упали две другие. Неподалёку наш алебардщик, тоже бросившийся наземь, получил стрелу прямо в макушку опущенной головы. Любопытно, что он не умер тотчас же – хотя наконечник стрелы пробил ему череп, – а поднялся на колени, нахмурился, явно рассерженный, и потянулся почесать стрелу, словно это была всего лишь кусачая блоха. Из носа капала кровь, а рот пытался сложить слова, которые никто никогда бы не разобрал. Он постоял ещё пару ударов сердца, а потом закатил глаза и осел, так и стоя на коленях и каким-то образом удерживаясь вертикально.

Я увидел, как за какие-то секунды ещё три наших товарища упали под градом стрел, и мне пришло в голову, что лежать пластом – не лучшая тактика в этих обстоятельствах.

– Хули ты делаешь? – яростно крикнула Тория, пока я поднимался на ноги.

– Нужен щит, – ответил я, поднимая её за собой. Сравнительно небольшим телом стоявшего на коленях алебардщика я пренебрёг, бросившись к намного более впечатляющему по размерам рябому пикинеру. Только чистая удача спасла нас от потока стрел, пока мы бежали к трупу.

– Залезай, – сказал я, хватая его за кольчугу, приподнял, кряхтя от натуги, встал на четвереньки и закинул тело себе на спину. Торию не пришлось уговаривать – она быстро втиснулась в маленькое пространство под моим напряжённым телом.

Оказалось, что жизнь ещё не совсем оставила пикинера, поскольку его тело несколько раз сильно содрогалось всякий раз, как его снова пронзала стрела. Впрочем, уже вскоре – к тому времени, как стих обстрел – труп на моей спине обмяк. Тория раздражённо застонала, выползла из-под меня, а я рухнул под тяжестью тела. От небольшого благодарного блеска в её глазах я немного воспрял духом, когда она помогала стащить с меня утыканного стрелами пикинера, но укоризна и обвинение в них померкли лишь частично.

– Бич побери всех лучников!

Тут раздалось сдавленное восклицание, и оно привлекло наши взгляды к крупной фигуре Брюера. Он стоял на коленях в нескольких шагах от нас с перекошенным от боли грязным лицом и смотрел на свою пронзённую стрелой правую руку. На несколько дюймов из кисти между большим и указательным пальцами торчал стальной наконечник, с которого капала кровь, а на острие висели ошмётки кожаной рукавицы.

– Оставлять её там нельзя, – сообщила Тория, присев и осматривая рану.