Что-то явно происходило, но что — Сергей не понимал.

— Виталий Сергеевич, что у вас?

Васильев не ответил. По его лицу катились крупные градины пота, но он не вытирал их — его руки были заняты, пальцы двигались с бешеной скоростью. По монитору по-прежнему ползли цифры, но одно из полей отчаянно мигало красным, и показатели в нём менялись как в калейдоскопе.

— Чёрт, скорость… скорость падает. Этого не может быть, ведь давление, о чёрт, да чтоб его… — глухо бормотал Васильев, перещёлкивая какие-то переключатели. — Скорость турбины…, да быть такого не может, ну нет…

— Давай ещё раз, Серёжа. Как найти скорость? Формула, ты помнишь формулу?

Учебник по физике в руках бабушки. Ещё минуту назад он лежал раскрытый перед Серёжей, и формула скорости, простая — наверно, простая — настойчиво лезла в глаза. Серёжа её помнил, хорошо помнил, он целый час бездумно повторял: если модуль скорости не изменяется во времени, то такое движение называют равномерным. При равномерном движении скорость можно вычислить по формуле…

— …скорость можно вычислить по формуле, — шепчет Серёжа. — По формуле… по формуле…

— Да. По формуле. По какой? Что на что надо разделить?

— Время, — неуверенно бубнит Серёжа. — Время на путь длины… длину пути…

Бабушка с силой захлопывает учебник. Серёжа втягивает голову в плечи и беззвучно плачет…

Он ненавидел физику. Ничего не понимал в ней, не хотел понимать, да и не мог. Как не старался — не мог. С математикой ещё всё было более-менее сносно, но вот физика… здесь Серёжа чувствовал себя полным идиотом. Не помогала ни зубрёжка, ни долгие и мучительные высиживания над домашним заданием. И именно это и злило бабушку больше всего.

— Серёжа, — медленно говорила она. Плохо сдерживаемое разочарование сквозило в каждом её жесте и каждом слове. — Твой прадед считал энергетический сектор и сектор систем жизнеобеспечения самыми важными секторами. Он был прекрасным инженером и лично принимал участие в разработке Башни. Мы планировали, что ты дальше пойдёшь именно в этом направлении. Будешь представлять интересы семьи в секторе систем жизнеобеспечения. Старайся!

Серёжа старался. Он до головокружения и тошноты вчитывался в учебники, запоминал, вникал, но ничего не мог с собой поделать. Формулы путались. Понятия разбегались. Скорости, вектора, физические величины…, всё это были абстрактные слова для Сергея, и чем больше он учил, тем хуже становились его знания.

Однажды он случайно услышал, как бабушка сказала отцу:

— Жаль, что твой сын оказался совершенно неспособен к изучению физики. Я говорила с кураторшей, а та, в свою очередь попыталась надавить на учителя, но его вердикт был однозначен. Увы, у Серёжи гуманитарный склад ума. Я могу, конечно, попросить, и ему подправят отметки. И рекомендацию нужную дадут, но ты сам понимаешь, сектор систем жизнеобеспечения — не то направление, где это может прокатить. Я надеялась, что Серёжа хоть в какой-то мере унаследует инженерные таланты моего отца, но приходится признать — в этом он пошёл не в нашу породу. В отличие от сына Ленуши, который как раз тут и проявляет основные способности. Поэтому, я считаю, что Серёже надо нацеливаться на финансовый сектор, с математикой у него всё же не так плохо, как с физикой…

В тот вечер Серёжа, оставшись в своей комнате, долго и горько плакал. Он не справился, не смог, разочаровал бабушку, не унаследовал инженерный талант Андреевых. А Пашка — Пашка унаследовал. Значит, он больше него, Серёжи, достоин своего великого прадеда. Это было очень обидно. Семья, бабушка возлагали на него надежды, а он…

— Объясните, Виталий Сергеевич, что случилось?

Сергей вслед за Васильевым вглядывался в мониторы и ничего не понимал. Рядом сидел прадед — для него, так же как и для Васильева, всё было предельно ясно. Он хмурил брови, и его пальцы быстро выстукивали, но не «Прощание славянки», а что-то тревожное, похожее на поднимающуюся бурю. Оба они не обращали на Сергея никакого внимания.

— Виталий Сергеевич!

Васильев обернулся.

— Сергей Анатольевич, тут…, — на красивом лице застыла паника. — Понимаете, какое дело. Турбина встала. То есть сначала раскрутилась, вышла на предельные параметры, а теперь вот… но…, — Васильев резко отёр пот с лица. — Не могла она встать. Не могла! Тогда бы всё полетело, генератор, вообще всё. А тут… Надо проверить турбину.

— Так проверяйте! — Сергей кивнул в сторону мониторов.

— Нет. Надо физически проверить.

До Сергея не доходило, что имеет в виду Васильев. Не скрывая раздражения, он смотрел на сгорбленные плечи начальника станции, на вялые руки, которые ещё совсем недавно порхали большими встревоженными птицами над панелью управления, а теперь неподвижно лежали на подлокотниках кресла — смотрел и никак не мог взять в толк, почему Васильев не проверяет. И тут до него дошло.

— Что значит физически?

— Надо спуститься к турбине. Она внизу, на плавучей платформе, которая примыкает к основной. Нужно позвонить дежурным, — Васильев непроизвольно потянулся к телефонному аппарату, но так и замер с протянутой рукой. — О, боже, никого ведь нет. О, боже.

Он несколько раз растерянно повторил «о, боже», не сводя с Сергея немигающих глаз. Сейчас они были у Васильева совершенно детскими, бледно-голубыми, как у младенца.

— Я тогда, наверно, сам, Сергей Анатольевич, — Васильев стал неловко подниматься с кресла. Левая рука соскользнула с подлокотника, и крупное красивое тело странно накренилось. — Мне самому… самому надо сходить…