В первый раз я была на другой свадьбе и заблудилась в поисках туалета.

Я больше никогда не совершала такой ошибки, но это не имело значения.

Как только он заполучил меня, я стала его, и он никогда не собирался меня отпускать.

Я вытерла слезы тыльной стороной ладоней и попыталась загнать весь свой страх и боль в пальцы ног, чтобы больше не чувствовать их. Надев туфли, я спустилась вниз и пошла к своей семье, уверенная, что больше никогда не буду чувствовать себя в безопасности.

Я резко села в кровати, ледяные нити кошмара все еще крепко обвивались вокруг меня в виде изнуряющего страха и отчаяния. Не просто кошмар... воспоминание. Мое дыхание сбилось, когда я осмотрела окружающее пространство, пытаясь понять суть незнакомой комнаты.

Квартира Маттео. Наш спор.

Я была в гостевой комнате после того, как отказалась объяснить Маттео, почему я хотела смерти Стефано. Я плакала до тех пор, пока горе в моем сердце не иссякло, и все, что осталось — это пустой сосуд. Я уже давно научилась принимать пустоту, утешаться ничем. По крайней мере, в этом месте был мир.

Отсрочка позволила мне выскользнуть из сознания, но обсуждение Стефано послужило идеальными воротами для того, чтобы он последовал за мной в мои сны. После встречи с Маттео мне снилось больше кошмаров, чем за последние годы. Не просто кошмары. Воспоминания. Они просачивались обратно в мой разум, как вода из прорвавшейся трубы, бурлящая под половицами.

Они были изнурительными. Не только из-за пропущенного сна, но и потому, что они были эквивалентом эмоционального марафона. Боль от прошлого оставляла мне мало энергии для встречи с Маттео и моими нынешними проблемами, делая меня неуверенной и склонной к уходу.

Была только одна вещь, которая могла помочь. То, к чему я обращалась, когда мои собственные сны восставали против меня. Я встала с кровати и на цыпочках прокралась по темной квартире в поисках набора, который я спрятала в своем кабинете. Я взяла полотенце из ванной и отнесла его в свою комнату. Разложив полотенце, я села на кровать, скрестив ноги, и разложила свои принадлежности для чистки оружия рядом с тридцать восьмым миллиметровым пистолетом, который я засунула в сумочку.

Открыв оружейное масло, я глубоко вдохнула, позволяя запаху ослабить напряжение в моих скрученных мышцах. Держа в руке прохладный металл, я вспомнила, что больше не являюсь беспомощным ребенком. Я не позволила случившемуся разрушить мою жизнь. Разрушить меня. Я была сильной, способной и достойной, даже когда забывала об этом.

Целый час я обследовала каждую поверхность своего пистолета, позволяя механическим движениям успокоить мои нервы и восстановить порядок в мозгу. Когда я достаточно расслабилась, я смогла погрузиться в беспробудный сон, проснувшись только после того, как солнце поднялось высоко в небо.

Это было одно из немногих утр, которое я не провела, скрючившись над унитазом. В честь праздника я отправилась на кухню в поисках кофе. По пути я заглянула в спальню и увидела пустую кровать. Маттео не было. Никакой записки.

Чувство вины грызло меня без устали. Почему я не могла просто сказать ему правду? Похоже, он уже догадался, что я солгала насчет кольца. Это был лучший предлог, который я могла придумать, чтобы дать ему хоть какое-то логическое обоснование для убийства Стефано. Мы так и не смогли доказать, откуда взялось кольцо, так что Стефано был самым подходящим вариантом. Почему Маттео должен был продолжать копать? Почему он не мог поверить мне на слово? Я бы не стала просить его убить того, кто не заслуживал смерти.

Вся схема распадалась на глазах. Узнав, что я солгала, Маттео увидит во мне манипуляторшу и предательницу. Гнев и недоверие, которые он должен был направить на Стефано, вместо этого будут направлены на меня, как и все эти годы в прошлом. Когда я вела себя как ребенок, никто не искал причину в моем поведении. Вместо того чтобы копаться в проблеме, они наказывали меня, что только разжигало мой гнев.

Но я больше не была ребенком. Я могла говорить за себя и объяснять свои поступки. Я не испытывала страха, что Стефано причинит вред моей семье. Маттео был не из тех людей, которые терпят в своей среде растлителя детей. Так почему же мне было так трудно открыть рот?

Было так трудно произнести слова. Я знала, что я ни в чем не виновата. Я понимала, что технически во мне не было ничего сломанного или испачканного, но мои эмоции затуманивали эту уверенность. Страх шептал, что Маттео может не увидеть меня прежней. Стыд говорил, что он будет спрашивать, почему я никому не рассказала, когда это случилось. Возможно, это был не лучший вариант действий, но мне казалось более безопасным держать свое прошлое при себе.

Каждый раз, когда эти слова танцевали на моих губах, каждый раз, когда мое сердце плакало, чтобы поделиться своим бременем, я укрепляла свои стены самоконтроля еще одним слоем кирпичей и добавляла новые замки на клетку, содержащую самые уродливые из моих секретов.