Шрифт:
— Не откажут. У меня есть очень весомые аргументы, — улыбнулся я. — Вам что-нибудь нужно из еды?
Лидия мотнула головой.
— Все есть, с нового года осталось. Газовый баллон мы купили. Поезжай домой, уже поздно.
— До свидания.
Василий, поджав губы, почесал щенка на прощание, и мы уехали, погруженные в свои мысли. Настроение было испорчено, отчим тоже привязался к щенку и, похоже, маму ждала ссора. Но и ее срыв понятен — она согласилась на щенка с условием, что мы его пристроим, когда он немного подрастет. А потом по глупости согласилась продлить его прописку, чтобы угодить Василию, да не рассчитала свои силы, ведь у щенков столько энергии, что они разносят квартиру.
Однако мама меня в очередной раз удивила. Когда мы вошли в квартиру, там были выключены все лампы. В зале мигал телевизор, и в его монотонное бормотание вплетались рыдания и всхлипы. Мы с отчимом переглянулись, и он не разуваясь рванул в зал, где мама в театральной позе распласталась на моей кровати и рыдала, аж подвывала.
У меня сердце в пятки ухнуло. Бори нет, значит, что-то с ним случилось! Ноги вросли в пол. Василий схватил ее за плечи, поднял, встряхнув.
— Шо случилось?
— Это я… Я виновата! — пролопотала она, сложила руки на груди лодочкой. — Простите меня! Давайте его вернем!
— Ты про щенка? — сообразил я. — А Боря где?
Ошарашенный Василий отступил на шаг и растерянно посмотрел на меня.
— Где Боря? — повторил я, но она лишь дернула плечами.
Мысленно выругавшись, я пошел в кухню, Василий так и стоял в середине комнаты. Это что за реакция? Психанула, потом проанализировала свои действия и раскаялась? Или поняла, что пошла против воли будущего мужа, наказания теперь не избежать, и пустила в ход самое убойное своё оружие — слёзы? Когда жила с отцом, она так не делала, понимала, что бесполезно. Что это — искренние эмоции или манипуляция?
Еще Боря делает нам нервы. Обиделся на Василия и наверняка сидит на базе, изображает голубя-дутыша, в тайне надеясь, что его найдут, и поймут, как были несправедливы к маленькому. Ситуация пустяковая, но, если пустить все на самотек, все перессорятся и возненавидят друг друга. Так что не валяться мне в кровати, а искать брата, действовать, пока миротворческая миссия требует минимума усилий.
Потому я, глядя, как мама с отчимом уже обнимаются, выкатил мопед с балкона.
— Ты куда? — прошептала мама.
Хотелось сказать: «А сама как думаешь» — но я проговорил:
— Борю искать. Почти десять, а его все нет.
Мама пожала плечами.
— Это нормально. Вы часто так возвращаетесь.
— Сегодня — не нормально, — бросил я и уже почти вышел в подъезд, но меня остановил отчим:
— Стой! Куда ты на мопеде — в ночь? Убьёшься же! Вместе поедем. — Он глянул на маму. — Оленька, а ты пока накрой на стол. Мы не голодны, но чаю с печеньем выпили бы.
Как я и думал, Боря на базе в одиночку рубился в приставку. Вздрогнул, когда я его окликнул, с трудом скрыл удовлетворение — не забыли все-таки, ищут! Я молча сел рядом. Борис выключил приставку, развернулся ко мне, ожидая, что я начну уговаривать его вернуться, но ошибся.
Так хотелось просто внушить ему, что отчим — нормальный, и не надо с ним собачиться, но неизвестно, как ментальное насилие отразится на его психике. Вдруг он потеряет талант, целеустремлённость, вкус к жизни? Ведь по закону охранения энергии, если что-то где-то появляется, то в другом месте убывает. Я-то программировал смертников и моральных уродов, там хорошее не убудет, потому что его попросту нет. Пришлось выкручиваться, переключать его внимание и устраивать эмоциональные качели, как Завирюхину.
— Лаки больше не с нами, — сказал я, наблюдая за братом.
Он побледнел, губы затряслись.
— Машина задавила? — дрогнувшим голосом спросил он.
Я подробно рассказал, что случилось, акцентируя внимание на роли отчима, но и маму попытался оправдать — сам ведь был взрослым, и такие заботы, обрушившиеся на голову, меня не обрадовали бы.
— Пойдем домой, — закончил я. — Поздно уже.
Боря вспомнил об изначальной причине свой обиды, не особо убедительно надулся.
— Так не хочется, там… Квазиозавр.
Я хохотнул.
— Он больше не будет тебя трогать, сам сказал, что вспылил, все такое. Даже готов извиниться. Но ты ведь тоже был не прав.
Боря засопел, потупился.
— Было дело… Но зачем было так орать и обзываться?!
— Он согласен, что зря это сделал. Давай вы с ним заключите перемирие. Ты извинишься, он извинится. Ну не дело же!
Боря скривился. Ну, давай же, у тебя мозги не так закостенели, как у него! Будь умнее!
— Ладно, — скривился он. — За ботинки и тарелку извинюсь, за краски на столе и вещи на стуле — не буду.