Все было настолько плохо, что мы с Ильей встали с кофе недалеко от рынка, но продали только одну пачку: народ узнавал цену и шарахался.

Хорошо, только пак у деда заказал, теперь домой его везу. Вообще никакой радости вот так скакать целый день и заработать семьдесят пять тысяч… Это, в принципе-то, на общем фоне очень неплохо, я просто уже привык к большему.

Следующая задача: в понедельник продать десять акций «МММ» и вместе с этими деньгами обменять на доллары, а дальше расплачиваться за солярку уже долларами, так надежнее. Скоро прошлый год покажется сытым и стабильным, инфляция не просто понесется вскачь — полетит со скоростью ветра, днем один курс доллара к рублю, вечером другой. Хорошо, что есть свой валютчик, готовый пойти навстречу.

Итак, план на понедельник: ранним утром отпроситься у дрэка, с этим мне пообещал помочь Василий, вызвался пойти вместе со мной и сказать, что без моей помощи никак, и на неделю он меня забирает, а все пропущенное в школе я сдам.

Второе: с девяти до одиннадцати — со всеми созвониться и договориться о встрече на завтра.

Третье: в обед сгонять в центр города, продать акции, купить доллары. Туда и обратно меня пообещал отвезти Василий, потому что ему тоже нужно будет заглянуть в офис «МММ».

Четвертое: сходить в органы опеки с Лидией, поговорить с начальницей, если нужно, дать взятку.

Пятое: созвон с Ринатом. Если потребуется, поездка в условленное место на грузовике Василия, чтобы забрать солярку. Надеюсь, ее к тому моменту накопится больше тысячи литров.

Но, скорее всего, с соляркой мы заморочимся во вторник утром.

10 января 1994 г., понедельник

В семь утра мы позвонили Ринату-машинисту, напомнили о себе и подтвердили, что все в силе, пообещали вечером точно сказать, сколько солярки надо.

Вторым делом, чтобы сэкономить сорок минут, Василий повез меня в школу. На машине. Будто шишку какого-то.

На мою просьбу продлить каникулы дрэк, конечно, пошипел, что не положено, если он меня отпустит, то все захотят вот так отпрашиваться, но я пообещал сдать пропущенное на пятерки, и он сдался. Подозреваю, что, не будь со мной взрослого, бодаться пришлось бы дольше.

Пока все шло гладко, и нам предстояла самая ответственная часть предприятия: коммуникация и договоренности, в частности, нас интересовал колхоз «Заря» и его зернохранилище, где томится в ожидании освобождения пшеница.

Также колхоз располагал ценным ресурсом, валютой практически твердой — картошкой, но мы так возбудились от пшеницы, что по картошке торгов не вели, все ведь было вилами по воде писано, а теперь у нас появилась конкретика.

Василий с радостью уступил мне право вести переговоры. Я набрал телефонный номер, Василий замер рядом, чтобы слышать наш разговор. Пошли гудки. Щелк!

Клюет, подсекай!

— Здравствуйте, Юрий Никитич! — проговорил я, а когда директор поздоровался в ответ, добавил: — Вас беспокоит Василий Алексеевич Игнатенко, я с сыном приезжал недавно, вы нам зернохранилище показывали.

— Здравствуйте! — радостно воскликнул Мутко.

Не было видно его лица, но интонации голоса выдавали крайнюю степень заинтересованности. Я представил, как расплывается в улыбке его узкое слегка оплывшее лицо.

— Вот уж не думал, что вы серьезно! Вы же насчет пшеницы, да?

— Да, хотелось бы обговорить этот момент.

— Сколько вам нужно? — засуетился директор колхоза. — Хотя бы тонну заберете?

— Нам нужно все, — сказал я и тут же добавил: — Если в цене сойдемся. Вы нам предложили семьдесят пять рублей за килограмм, нам было бы интересно покупать ее по пятьдесят.

Я приготовился к длительному торгу, как с машинистом, но Мутко, который уже эту пшеницу закопал и, наверное, раздает рабочим в счет зарплаты как корм свиньям и курам, радостно воскликнул:

— Да!

Отчим щелкнул пальцами и подпрыгнул, пробурчав:

— Надо было еще цену сбивать.

Мне же стало неловко, ощущение было, будто я обираю колхоз, но цену-то я снизил, просто чтобы иметь маневр для торга!

— Вы согласны продавать пшеницу по такой цене? — удивился я. — Не за наличные, а в обмен на солярку, как мы и договаривались? — Я подмигнул навострившему уши отчиму.

Донесся протяжный вздох, и стало безумно жаль этого худого нескладного человека, я спросил:

— Сколько у вас пшеницы?

— Двадцать четыре… Уже двадцать тонн. Вы понимаете, мне людям зарплату платить нечем! Даю зерном, картофелем…

— Кстати, почем картошка? — спросил я и добавил: — Ее купим за наличные, если цена нас устроит.

— Двести… сто пятьдесят, если больше тонны возьмете.

— По триста ее продают на рынке, — буркнул отчим и сразу посчитал: — Если продавать с машины по 250 рублей, получим сто тысяч с тонны. А деньги есть… будут! Берем! Чтобы на обратном пути порожняком не кататься.