— Купим, — пообещал я. — Сколько вам нужно топлива?

Мутко задумался и сказал после секундного промедления:

— Перезвонить сможете? Через полчаса скажу. Надо посоветоваться.

— Поставка будет не одним, несколькими траншами. За раз можем привезти чуть более тысячи литров, по шестьдесят восемь рублей за литр, имейте это в виду. Без торга, бонусом — отличное качество топлива.

— Да, спасибо. Перезвоню.

Он повесил трубку, мы с Алексеевичем переглянулись, с трудом подавляя желание бежать в центр и менять акции на деньги.

— А он нас не кинет? — осторожно спросил отчим.

— Очень вряд ли, мы ему нужны. Но вероятность кидка всегда существует, потому чрезмерные обороты нам не интересны.

Пока ждали, отчим метнулся в кухню, заварил себе чай, зашуршал пакетами в поисках сладкого. Когда прозвенел звонок, Василий возник рядом, шумно прихлебнул из чашки и навострил уши.

— Слушаю, — сказал я.

— Это Юрий Никитич, — проговорили растерянным голосом. — В течение месяца нам нужно две тысячи литров. Не больше, увы. Больше пока некуда девать, техника стоит. А вот весной понадобится много. Вы извините, что я наобещал… Не знаю, как и быть.

Мы с отчимом переглянулись. Совещаться не было времени, и я сказал:

— Значит, столько. Двумя траншами. Пшеницы возьмем в эквиваленте. — Я схватил ручку, открыл свою тетрадь и принялся считать.

Пятьдесят тысяч стоит тонна пшеницы. Шестьдесят восемь — тысяча литров солярки. Две тысячи — 136 000 рублей…

— Получается, на три тонны пшеницы вы меняете тысячу двести пятнадцать литров топлива. Так? Детали обсудим на месте.

— Так, — не особо радостно ответил Мутко, и я его обнадежил:

— Если качество пшеницы нас устроит и реализация пройдет успешно, остальное мы выкупим.

— За деньги? — робко спросил Юрий Никитич.

— За деньги, — подтвердил я. — И вам будет чем расплатиться с рабочими.

Донесся протяжный вздох.

— Во сколько завтра вас ждать?

Василий растопырил пальцы обеих рук, поджав большой.

— Девять, — озвучил я, и отчим закивал. — Во сколько вы будете на рабочем месте — на случай форсмажора? А еще лучше оставьте нам свой домашний телефон, чтобы мы смогли позвонить вечером.

Мутко с радостью продиктовал номер и сказал:

— До завтра, Василий. До свидания. И… удачи вам!

Из трубки донеслись прерывистые гудки. Отчим перекрестился и начал считать пока гипотетическую прибыль, одновременно паникуя:

— Три тонны! Это две тонны муки плюс центнер-два. Двести тысяч чистой прибыли! Куда мы столько товара денем?

— Сорок четыре мешка-то? Пф-ф-ф. Продадим. Обменяем на что-то. Да мало ли куда! Это ведь продукт первой необходимости. Порадуем Мутко, купим на перепродажу тонну картошки, будем ездить по улицам и предлагать. Только весы нужно где-то добыть. Сможете?

Василий потер подбородок.

— Попытаюсь взять в аренду.

— Вот! — воздел перст я. — И еще сто тысяч плюс на картошке. Как вам?

Он потряс головой.

— Слишком! И слишком… просто. И очевидно. Не верится. Вот подержу в руках деньги, тогда поверю. И еще громкоговоритель нужен… Голова кругом!

— Звоним на мукомольный завод? — предложил я.

— А не рано ли? — встопорщил усы отчим и потер лицо.

— Предварительно, — упокоил его я. — Просто напомним о себе.

Там нам не отказали, но попросили обращаться с конкретикой.

Освободились мы ближе к одиннадцати, еще Василий звонил Пацюку, договорился взять машину на неделю. Тот ему долго компостировал мозги, что пора покупать новую резину, менять масло и делать плановый ТО. Отчим пожаловался на безденежье и пообещал все это сделать, когда заработает — то есть через две недели. Мента такой ответ удовлетворил.

Закончив с этим, мы рванули на центральный рынок — менять акции на деньги, а их — на доллары. Интересно, на сколько подорожали акции за новогодние праздники? Даже если ни на сколько, денег у нас будет более чем достаточно: чуть более семисот тысяч, семьсот баксов — считай, машина.

Хорошо, что при всей его въедливости Василий оказался достаточно рисковым для того, чтобы продать акции и вложить их в дело.

Собирался он до невозможности долго, метался из угла в угол, паниковал — ну еще бы, пять акций «МММ» — это все его сбережения!

— Тебе пистолет подарили, давай его возьмем, — предложил отчим.

— Так он газовый, — пожал плечами я. — Хулиганье на нас двоих не сунется, а кто поопытней, поймет в чем дело и не испугается, а разозлится.

Однако лицо отчима было красноречивее слов. Пользоваться пистолетом Толик все-таки меня научил, отчим тоже присутствовал при тестировании пистолета, игрался. Вблизи пользоваться им было нельзя — существовал риск самому хлебнуть своего же газа, следовало отойти на пару-тройку метров и только тогда стрелять, а потом уносить ноги. Пистолет, «Перфекту», я протянул отчиму, но тот качнул головой.