Шрифт:
— Чего вам в такую рань? — рыкнул он, ухмыльнувшись.
— Позовите, пожалуйста, Петра, — проговорил я.
— Петя готовится спать, завтра поговорите.
Корм попытался захлопнуть калитку, но я перехватил ее.
— Подождите. Нам нужно кое-что выяснить у него напрямую, а не через милицию. Это очень серьезно.
Корм шевельнул бровями, еще раз осмотрел незваных гостей, сделал вывод, что и правда дело пахнет керосином, и сказал:
— Всех не впущу. Ты заходи.
— Ждем, — сказал Илья, и друзья оккупировали красивую скамеечку под магнолией возле забора, чем не обрадовали Корма, и он бросил:
— Окурки — убрать.
— Мы спортсмены, и не курим, — сказал я, оглядывая двор.
Его охраняли два белых бультерьера, бегающие на цепи вдоль забора, сейчас хозяин зафиксировал их цепи. Во дворе стояли «Рафик», «Москвич-пирожок» для развоза хлебобулочных изделий, и навороченный «Мерседес» — для транспортировки барского тела. По забору и по дому вился плющ, у порога зеленели две ели, в клумбах угадывались розы и самшит.
— Петя! — крикнул Корм. — Петя! Иди сюда.
Вскоре на пороге появился Петюня в спортивках, запахнув зимнюю куртку, он направился к нам. Корм и не думал уходить — видимо, сынок рассказывал, что его гнобят в классе — вдруг обидят дитятку. Сам Петя косился на родителя злобно, смущался.
Мертвечиной запахло сильнее. Я смотрел на одноклассника. На его лице читалось удивление, в глазах не было ни грамма страха, а вот любопытства хоть отбавляй. Не настолько он хороший актер, его чувства были искренними. Если бы у него рыльце было в пуху, он вел бы себя не так. Я протянул руку.
— Привет, Петя.
Он ответил на рукопожатие и спросил:
— Какими судьбами?
— Сколько ты им заплатил? — решил блефануть я. — Совершенные болваны. Одного мы взяли, у него погоняло Хмырь, знаешь такого?
Петя искренне замотал головой и отступил, словно стараясь спрятаться за отца. Тот насторожился и свел брови у переносицы, впился в меня взглядом.
— Ой да ладно, — продолжил блефовать я, — он сразу раскололся, сказал, что ты ему заплатил, чтобы он меня ножом пырнул. Вот мы и пришли. Решили сперва с тобой поговорить, чего уважаемым людям, — я посмотрел на Корма, — жизнь портить.
— Ты совсем обалдел? — вызверился на сына Корм и замахнулся для оплеухи, но опустил руку.
Петюня весь сжался, втянул голову в плечи, вскинул руки и попятился, причитая:
— Я ничего не делал! Нафиг ты мне сдался, чтобы за тебя еще и платить какому-то Хмырю!
В его голосе страх смешивался с обидой.
— Папа, ты ему веришь, что ли? Это бред какой-то!
Корм растерялся. Мне стало ясно, что Петюня, скорее всего, не виноват. Чтобы папаша его не прибил — вдруг в этой семье практикуется рукоприкладство, как когда-то — в моей — я честно признался, глядя на Корма:
— Меня чуть не убили нанятые неизвестные. Ваш сын был в списке подозреваемых на первом месте. Подозрения сняты. Извините.
Видя, как багровеет Корм, я попятился к калитке и пустился наутек.
— Чтоб ты сдох, придурок! — заорал Петюня.
— Ща собаку спущу! — прорычал Корм и правда побежал к бультерьеру, который будто что-то понял и принялся рваться на цепи.
Но мне было все равно. Вылетев на улицу, я объявил:
— Райко ни при чем. Валим отсюда! Корм в ярости!
— Собак спущу, суки! — донесся рев Корма.
Моя компания с визгом и ором прыснула в стороны, а собрались мы на остановке возле школы. Я еще раз прочитал лекцию, как важно ходить группами, и мы распрощались.
Домой мы с Борей попали в девять. Голодный брат рванул на кухню, я — за ним, принялся накладывать себе еще горячее картофельное пюре и котлеты, и тут на кухню вошел отчим.
— Где вы так долго? — дежурно проворчал он.
Боря глянул на него злобно, я ответил:
— Тренировка, потом девочек домой провожали, а то, говорят, завелся тут дед-педофил.
Вспомнилась история Анечки Ниженко. И ведь правда педофил завелся, надо будет подговорить друзей, чтобы гонять его.
Отчиму было неважно. Если бы я сказал, что мы кололись в подворотне, реакция не изменилась бы, потому что он сам хотел говорить и никого не слушал.
— Насчет твоего участка, вам нужно за документами в понедельник после обеда. Это я, кажись, говорил. Теперь про подключение к электросетям. — Он сделал брови домиком. — Семь тысяч хотят. Долларов. И обещают все, включая проектную документацию, сделать за неделю.
— Угу, — буркнул я, — и никаких гарантий не дают?
— Нет.
— Жаль, конечно, но нафиг. Два дома можно купить за такие деньги, — сказал я, отправляя в рот котлету.
Она была несоленая, пережаренная и жесткая. Все-таки кулинарный талант — это как почерк. У мамы кулинарный почерк не очень.