Специфику российской власти отметил Василий Ключевский, упомянув, что когда в XVI–XVII веках государства Западной Европы расставались с феодальным образом жизнедеятельности, Россия «не участвовала во всех этих успехах, тратя свои силы и средства на внешнюю оборону и кормление двора, правительства, привилегированных классов с духовенством включительно, ничего не делавших и неспособных что-то сделать для экономического и духовного развития народа» (Курс русской истории, Ч. III, М., 1988, с. 243). Такого же рода стиль деятельности власти сохранялся и в дальнейшем. Так, в конце XIX века российская государственная власть в результате неограниченного вывоза закупленного по крайне низким ценам зерна фактически организовывала повторявшийся примерно каждые десять лет голод, уносивший сотни тысяч жизней. Вспомним циничное выражение тогдашнего министра финансов России И. А. Вышнеградского, известного своей выдающейся корыстностью, — «не доедим, да вывезем». Затем эту античеловеческую практику продолжили и развили большевики — организовав голод на Украине. Лозунг, правда, был уже другой — «затянем пояса» и проведем индустриализацию. Конечно, нельзя сказать, что российские патриоты-идеологи «недоедали», а советские коммунистические лидеры «затягивали пояса». Все это лишь иллюстрирует афоризм Ключевского «Государство пухло, а народ хирел».

Не случайно главным базисом российского патриотического сознания была и остается борьба не «за», а «против». Вера патриотов в великодержавность России обосновывается главным образом ее достижениями в расширении своей территории и силового влияния. А потому в сознании патриотов агрессия и ксенофобия приобретают квазипозитивный смысл. В то же время патриоты упорно уходят от проблемы перманентного критического отставания России во всех направлениях политического, технологического, социального и культурного развития, что противоречит интересам всего населения. Если перечислить главные достижения в политическом прогрессе и научно-технологическом развитии мира, то окажется, что и Россия, и СССР далеко отставали от мировых лидеров — Великобритании, США, Франции. Разве что Советскому Союзу удалось ненадолго опередить конкурентов на некоторых направлениях в освоении космоса. Даже атомную бомбу СССР не смог создать сам. В сущности, для мышления российских (а в свое время и советских) патриотов всегда были характерны внетехнологичность (в широком смысле слова) и одновременно пренебрежение к цене для собственных граждан любого решения. Это позволяло им строить нереальные стратегические планы, принимать нерациональные решения, гордиться несуществующими достижениями. Символом советского «патриотизма» стала авария в Чернобыле, которую власть попыталась представить как трагический подвиг сотен тысяч людей.

Результат такого развития русского патриотизма: главным фундаментом государства было и остается стремление и народа, и власти отстоять свои особые права. Для народа — это право не отвечать за свою судьбу самим, а требовать достойного уровня жизни от власти. Для власти это означает бесконтрольность, дающую фактическую возможность сохранять всю технологическую и правовую отсталость России, не развивая страну по общим нормам демократического мира в интересах всего населения. Оказалось, достаточно придать отсталости статус ценного национального достояния — «особого пути России», и сразу можно гордиться неполноценностью страны в сфере экономического и технологического развития и низким уровнем благосостояния большинства граждан. Державность, соответственно, понимается как использование производительных сил страны преимущественно для непроизводительных сфер — содержания армии и власти, расширения влияния России в мире через страх перед ее оружием и т. д. и т. п.

При этом ни патриотизм, ни державность, ни даже коммунистические и социалистические убеждения не мешают политической и чиновничьей элите и церковным иерархам использовать технологические достижения «врагов» России (лучшую бытовую технику и шикарные иномарки), покупать квартиры и особняки, а чиновникам — непрерывно повышать себе оклады, красть бюджетные деньги, брать взятки. Наши главные патриоты сегодня — коррумпированные политики и чиновники, наживающиеся на криминале силовики и даже непосредственные представители криминала. Именно они предлагают рядовому человеку, как всегда, потерпеть и подождать «с верой в особый путь России». Может, и простым людям достанется то, что патриоты уже имеют сегодня. Народ, как и всегда, продолжает верить, терпеть и ждать, утешаясь водкой и патриотической риторикой.

Конечно, взрослые люди имеют право на свой выбор — и должны сами нести ответственность за него. Поэтому главная трагедия, которую сегодня несет России русский патриотизм, относится уже не только к настоящему страны, но к ее будущему. В его ксенофобную идеологию, а нередко и в квазипатриотическую криминальную деятельность все более вовлекается молодежь. Лидеры патриотов в своих интересах используют неизбежные в переходный для России период проблемы подрастающего поколения. У многих молодых людей их нереальные амбиции разогреты рекламой и патриотической идеологией, профессионализм низок, будущее неопределенно, а роль старшего поколения как определителя позитивного выбора в их жизни крайне невелика. Патриоты предлагают этим, фактически уже деклассированным членам общества реализовать их фрустрацию в ксенофобную агрессию, придав ей красивую оболочку защиты русского национального достоинства. В результате они готовят молодых людей к роли асоциальных хулиганов-люмпенов и даже прямо превращают их в преступных исполнителей злой воли идеологов. Тем самым эти молодые люди переходят ту границу преступного поведения, когда из маргиналов они превращаются в преступников и одновременно, учитывая незащищенность молодого организма, в алкоголиков и наркоманов. Падает средний возраст преступников и растет число уголовных преступлений (в том числе и насилия над женщинами). Катастрофически растет количество одиноких матерей, неполноценных благодаря пьяному зачатию и брошенных детей, больных венерическими болезнями и СПИДом. В конечном итоге зараженные ксенофобным патриотизмом молодые люди не только теряют возможность играть самостоятельную и позитивную роль в обществе, т. е. быть полноценными профессионалами и законопослушными гражданами, но несут этому обществу прямую угрозу. В то же время для большинства лидеров патриотизма их идеология стала высокооплачиваемым и безопасным бизнесом.

Сегодня прогрессивный рост числа молодых хулиганствующих патриотов, которых поддерживают, обучают, вдохновляют профессиональные ксенофобы, в том числе и представители силовых структур, — одна из самых важных политических проблем России. Большинство молодых людей, попавших в сети патриотов-ксенофобов, фактически уже никогда не смогут стать полноценными гражданами России. Такое воспитание лишает позитивного будущего и все большее число молодежи, а во многом и саму Россию, поскольку с нею прямо связаны ее перспективы.

Возникает сакраментальный вопрос — почему же наши видные политические деятели, приватизировавшие название «демократы», не могут противостоять этому грязному потоку ксенофобного и во многом криминального патриотизма? Увы, они не умеют это делать нормальным образом — путем создания эффективного законодательства. Они готовы только говорить, говорить и говорить. И это одно из главных доказательств того, что их политическое время кончилось. Они пришли в политику как дилетанты и не сумели стать профессионалами. Попробую обосновать свою столь возмутительную с точки зрения людей, которые считают себя нынешними «главными демократами», позицию.

Когда по воле идеалиста Михаила Горбачева и его сподвижников на СССР обрушилась перестройка, для всех нас демократия стала очень ценным, но экзотическим подарком. Мы не знали, что с нею делать, но твердо верили, что демократия — это всемогущий джинн, который в ответ на наши «сезамы» сам принесет нам все свои сладкие плоды. Но оказалось, что демократия — это, прежде всего и главным образом, особая и новая для нас работа. Советский стиль деятельности кардинально отличался от норм в государствах конституционной демократии: низкая технологическая дисциплина и внепрофессиональные способы делания карьеры, завышенные социально-экономические ожидания и низкая личная ответственность. А в результате — крайний дефицит рационального технологического подхода к труду, фактически антитехнологичность.