Шрифт:
Это не мои воспоминания. Они принадлежат Джозефу.
Джозеф скользит на полу и останавливается, но слишком поздно. Уже слишком поздно. Портал захлопывается, и вместе с ним гаснет свет. Он лежит в темноте, сердце бешено колотится, дыхание прерывается короткими резкими вздохами. Он хочет двигаться, пытается двигаться. Не может. Тьма повсюду, везде. Она окутывает его, душит, превращает мир в ничто, в котором ничего нет кроме монстров, крадущихся во тьме. Крадущихся. Выслеживающих его. Он ненавидит темноту. Он всегда ненавидел темноту. Внизу, в Яме, никогда не было ничего, кроме темноты. Он сделал бы все, чтобы выбраться. Он действительно сделал все, чтобы выбраться. Он сделал то, чего никогда не хотел делать.
Он сворачивается в клубок. Делает себя маленьким и тихим. Прячется от тварей в темноте. Прячется от страха. Прячется от собственных мыслей. Это не работает. Это невозможно. Его сердцебиение отдается громом в ушах. Его мысли эхом отдаются в голове. Такие громкие. Такие нежеланные.
Как же он все еще жив? Снова. Как он до сих пор жив? Эска! Она знала. Она видела его. Она знала! Железный легион, Лоран Орран. Что он сделал? Это был он. Это все он. Это всегда был он. Всегда.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Новый звук. Не его. За ним пришел один из монстров. Он сворачивается еще туже, ничего не видя в темноте, его сердцебиение грохочет внутри, снаружи, повсюду.
Невнятное бормотание, что-то резкое, похожее на ругательство. Он не узнает язык, но слова имеют определенный вес, и этот звук безусловно язык. В них нет магии, но слова сами по себе обладают магией. Правильные слова могут творить чудеса, манипулировать эмоциями так же верно, как любая эмпатомантия. И слова могут разрушать чары. Его страх отступает. В этой тьме нет чудовища, но есть что-то. Кто-то.
— Привет? — Его голос хриплый. Слова царапают горло. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз говорил? Сколько времени прошло с тех пор, как Йорин провел ножом по его коже, когда лезвие вонзилось в плоть, оборвав его жизнь, оставив его истекать кровью в темноте, которой он так боится.
Снова невнятные слова. Постукивание становится ближе. Раздается ворчание, так близко, что Джозеф чувствует, как воздух касается его кожи. «И они называют меня слепым». Голос хриплый, он скорее пережевывает слова, чем произносит их вслух.
Внезапно раздается треск, и неподалеку вспыхивает пламя. Джозеф вздрагивает. Отскакивает назад, когда языки пламени открывают маленькое, мохнатое, безглазое личико с маниакальной ухмылкой и острыми, зазубренными зубами. Тарен! Он никогда раньше не видел ни одного из них, но оно не могло быть ничем иным. Маленькое существо поседело от старости, и часть его шерсти поредела. Оно носит пояс, охватывающий его чресла, с кожаных петель свисают безделушки. Выше и ниже каждой руки перекрещиваются ремни, украшенные маленькими карманчиками.
Существо скребет когтистыми лапами свой выпуклый живот и указывает на фонарь.
— Возьми это, — говорит оно своим хриплым голосом. — Мне он не нужен.
Джозеф встает и медленно протягивает руку. Маленькое существо выглядит безобидным, но самые опасные существа часто бывают такими. Он хватает фонарь и быстро отступает. Он светит вокруг себя. Он в какой-то лаборатории. Здесь есть большой письменный стол, заваленный книгами и скомканными бумагами, огромный Источник, который используется в качестве пресс-папье. Вдоль ближайшей стены тянутся ряды книжных полок, каждая из которых заставлена фолиантами.
— Полагаю, ты избранный? — говорит тарен, ковыляя прочь.
Джозеф качает головой:
— Нет! Я так не думаю. Я просто...… Меня зовут Джозеф Йенхельм.
— Инран из Скального Шлема, — говорит тарен. — И, если его светлость привел тебя сюда без сопровождения, ты, должно быть, особенный человек.
— Где это сюда? — спрашивает Джозеф.
— В личном кабинете его светлости. Где ты был раньше?
— До'шан.
Инран со свистом выдыхает:
— Полмира отсюда. Он доводит свою порталомантию до предела.
Тарен подходит к ближайшему столу и прогоняет крысу, которая грызла остатки еды с тарелки. Он берет тарелку и ближайшую кружку, принюхивается к содержимому и трясет головой.
— Она ушла. Ты не видишь где-нибудь поблизости бутылку? Мне нужно убрать ее, прежде, чем его светлость попробует из нее глотнуть.
Джозеф приседает и поднимает с пола почти пустую бутылку. Она пахнет уксусом и напоминает ему о доме. Его первом доме. От его отца всегда пахло уксусом; он использовал его для чистки седел и сбруи. Уксус и старая кожа. Такие успокаивающие запахи.
— Твой хозяин — принц Лоран?
Инран качает головой и смеется:
— Его светлость — не принц. Не может быть принца без королевства... или княжества.
Джозеф следует за тареном, который продолжает ходить по комнате, подбирая разбросанные тарелки и складывая бумаги в аккуратные стопки. Джозеф держится на расстоянии. Он не доверяет маленькому существу.
— Но он Лоран Орран?
Инран фыркает:
— Конечно. Как ты думаешь, где ты находишься?
— Я не знаю, — говорит Джозеф. У него перехватывает горло, и он кашляет, кашляет, кашляет. Он не может перестать кашлять. Он чувствует себя таким слабым и усталым, его конечности наливаются свинцом, отягощая его. Так вот что делает с человеком врожденный Источник? Без источника, из которого можно черпать магию, сила должна исходить от самого человека. Конечно! Магия принадлежит ему. Это он. Исцеление, должно быть, истощило его. Джозеф похлопал себя по груди в том месте, где его пронзил меч. Ни следа раны, ни даже шрама.