С другой стороны, то, что узоры с листьями не являлись их основным языком, облегчало мне задачу. Понять искусственный язык для передачи все-таки чаще проще, чем оригинальную речь, набитую всевозможными условностями, двойными смыслами, неявными значениями, и прочим бесценным хламом, накопленным внутри языка за тысячелетия.

Уходить я не планировал. Тут был бой, значит были призраки. С призраками надо разобраться, и любые союзники мне были нужны.

Начнем с простого. Арифметика.

Я сбросил рюкзак, расстелил на решетке под ногами палатку, и выложил на нее один патрон.

— Один. — Сказал я. — Один патрон.

Дальше последовало два, три, четыре, и сложение, для начала два плюс два.

Пока я проделывал все эти кульбиты, в мозгу вертелись сотни вариантов, насколько неправильно меня можно понять.

К примеру, я выкладывал патроны прямо перед чужаками. Это могло быть воспринято вообще не как упражнения в математике, а как угроза. Сейчас мол я вас всех тут и положу. Топор был бы еще лучше.

Или другая крайность — можно представить, что я выкладываю дары, подкупаю лес. Глупее не придумаешь, подкупать лес патронами. Лучше бы воду предложил, или кадку с землей. Но после того, как у меня в голове пролетело полсотни подобных вариантов, и упражнения в арифметике не казались мне слишком уж умными.

Тоже то еще занятие — учить вековой лес простейшим арифметическим действиям. Могут воспринять как оскорбление. Кто ж их знает.

Было бы проще, много проще, знай я хоть что-нибудь.

Но вроде мне повезло.

Понаблюдав за моими действиями, а с самого начала стало понятно, что деревья очень хорошо «видят», хоть и оставался вопрос, как именно, — выждав пока я закончу, ближайшее дерево повторило за мной все операции. Точь-в-точь.

Один лист. Два листа. Три листа. Четыре листа. Потом два листа и рядом через паузу еще два листа. Второй строчкой, на второй ветке четыре листа. Цифры освоили.

День предстоял быть долгим.

Иногда не понимаешь, насколько ты впереди остальных, пока тебе не дадут за это награду. Поставят на пьедестал, на самый его верх, ты не прибежишь первым и не разорвешь красную ленточку на финише. Не выиграешь у чемпиона. Казалось бы, это все — всего лишь внешние проявления твоего развития, но чаще всего, пока ты не получишь награды, то и не сможешь оценить результат.

Мне понадобилось меньше четырех часов, чтобы перейти от простой арифметики и названий конкретных предметов к абстрактным понятиям и увеличению словарного запаса. Дело пошло.

Можно гордиться.

Деревья выстраивали сложные комбинации из листьев, легко меняя их конфигурацию. Каждое что-то значило, и оставалось только радоваться, что для них этот язык тоже оставался искусственным, применявшимся для общения на некотором расстоянии.

Я уже успел узнать, что между собой они общались чаще всего с помощью непосредственного контакта, соприкосновения корневой системы или даже веток вполне хватало.

А также выяснил то, что было вообще не так очевидно — собственно, общался я не с деревьями, а скорее как раз с набором хлоропластов, сумевших в абсолютно сумасшедшем, экзотическом и маловероятном до запредельности эволюционном процессе развиться до полноценного разума.

Хотя, если проводить аналогии, все-таки я общался с деревьями. А то, что их разум был сосредоточен в цепочках хаотически перестраивающих связи хлоропластов, это лишь игра условностями. Мы же не идентифицируем себя как головной мозг, а воспринимаем человека как единое целое. Так же и этот разумный лес. Под сотню хлоропластов в каждой клетке листьев, пронизывающих, при необходимости, клеточные стенки чтобы связываться с соседями, имеющих ответвления в сотни раз длиннее самой клетки, иногда длиной в целую ветку, чтобы связаться с своими вырожденными вариациями в стволе, в корнях. При этом, что меня почему-то удивило больше всего — вполне эффективно продолжающих перерабатывать свет и углекислый газ в энергию, практически не отклоняясь от классического процесса фотосинтеза. Еще и в более широких пределах, имея возможность и жить в различных диапазонах концентрации углекислоты, и владея инструментарием использования света далеко за пределами видимого спектра.

Но кто их там знает, в каких условиях они развивались. Может, для них этот спектр вполне обыденный. Идеальная ситуация, я считаю, генератор энергии организма одновременно является еще основным потребителем этой энергии. Никуда ходить не надо.

Так что да — язык деревьев, их синтетический вариант, я изучил хорошо, мог собой гордиться. Нужно достаточно глубоко залезть в чужой язык, чтобы выяснить такие подробности.

И перейти, наконец, к сути.

Призраки здесь были. После первого же упоминания их растения сами начали рассказывать.

— Они пришли недавно, пятеро, — я переводил уже практически не задумываясь, автоматически, скорее даже уже не переводил, а начинал думать на языке комбинаций листьев, их наклона, количества, глубины посадки на ветке, даже иногда оттенка зеленого, который мог меняться в широком диапазоне. — Хотели от нас странного, словно не понимали, что движение для нас — очень малоприятная процедура. Хотели, чтобы мы куда-то отправились, оторвали корни, напали на ремонтников.

Деревья раздвинулись, подняли крону повыше, и я понял, что они стоят не просто на горшках, а на горшках, посаженных на тележки, и первые деревья, стоящие у входа, вполне могут перемещаться. Думаю, управляя этими самоходными тележками напрямик.