Шрифт:
— Прошу вас оставить подобные мысли. Вы толкаете всех нас на ужасное преступление. От детей Габсбургов нет никакой опасности, во всяком случае, пока они не претендуют на власть, — возразил граф Йозеф.
— Но, они станут претендовать. Обязательно станут. И я даже уверен, что над еще незахороненным телом Франца уже началась грызня претендентов на престол, — гнул свое старый барон Томаш Моймирович.
В рыцарском зале снова повисло напряжение. На длинном столе между картами и документами, подготовленными к этой встрече, стояли разные вкусные угощения: выпечка, сладости, фрукты из оранжереи и вино, но никто не притрагивался к ним. Каждый из собравшихся чувствовал, что на кону стоит не только их будущее, но и судьба всей страны.
— Мы не можем позволить себе быть слепыми перед угрозой. Ведь дети наших врагов быстро растут! — не унимался старый барон.
— Мы не можем позволить себе стать чудовищами, как те, против кого мы боремся! Мы должны действовать более терпеливо, не давая волю эмоциям, — продолжал свою линию граф Йозеф, и его надтреснутый командирский голос напомнил глухой удар молотка.
— Терпеливо, вы говорите? — усмехнулся барон Томаш, и его лысая голова блестела от пота. Он посмотрел прямо в глаза графу, проговорив:
— Излишняя терпеливость — это как раз то, что привело нас к этому моменту! Мы все слишком долго терпели, хотя прекрасно знаем, что Габсбурги, даже в своей юности, уже плетут интриги. Их кровь — это яд, и единственный способ избавиться от него — это выжечь корень!
— Если мы станем убивать детей, чтобы только освободиться от страха, что они когда-либо могут вернуться к власти, то разве обычные люди пойдут за нами? Да весь народ только отвернется от нас, узнав такое! Я уже не говорю о том, что подобное убийство лишь приведет к новому циклу ненависти и кровной мести. Мы должны найти другой путь! — вмешался эрцгерцог Фердинанд, и его голос был полон усталости. Барон Томаш, чрезмерно жаждущий крови, уже утомил его.
— Какой еще другой путь? Вы хотите, чтобы мы молча ждали, пока наследники Габсбургов вырастут и станут сильнее? Но я не желаю ждать, пока они станут нашими врагами! Потому нужно устранять их сейчас, одного за другим, пока не истребим их всех! — голос Томаша стал еще более резким, как скрип ножа по камню.
В зале повисла тишина, прерываемая лишь треском дров в огромных каминах. Некоторые бароны начали перешептываться, их взгляды метались между Томашем, графом и герцогом. Наконец, решил высказаться виконт Леопольд Моравский. Толстяк поднялся с места, и его голос дрожал от волнения:
— Я согласен с эрцгерцогом и с графом. Если мы убьем детей Габсбургов, то что скажут о нас люди? Мы сами станем зверями в глазах нашего народа! Мы же, напротив, должны стать примером для людей, а не подобием тех, кого мы хотим свергнуть!
Но, упрямый Томаш парировал с презрением в голосе:
— Тогда, виконт, мы станем примером слабости! И если кто-то считает, что мы можем одержать победу, проявляя излишнее милосердие к врагам, тот глубоко заблуждается…
Перебив лысого барона и зло посмотрев на него, граф снова перехватил нить обсуждения:
— Я не говорю об излишнем милосердии, а лишь о милосердии разумном. И мне кажется, что мы собрались здесь вовсе не для обсуждения чьей-то мести. Я предлагаю оставить в покое детей и подумать лучше о том, какие мы можем заключить альянсы. Нам нужно обратиться к другим владетельным особам, к тем, кто также страдает от гнета Габсбургов. Мы должны постараться убедить их объединить наши силы против общего врага.
— Объединить силы, вы говорите? Но с кем? С теми, кто лишь ждет момента, чтобы вонзить нож в спину любому из нас? Мы должны быть готовы к тому, что нас могут предать в любой момент! — усмехнулся старый Томаш.
— И именно поэтому, — вмешался эрцгерцог, — нам нужно действовать обдуманно. Мы не можем позволить страху и ненависти управлять нашими действиями. Мы должны быть умными стратегами, а не просто мстителями, которыми движет кровная месть.
Собравшиеся начали перешептываться, и звуки их голосов становились все громче по мере того, как спор развивался. Каждый из этих аристократов понимал, что решения, которые они примут, определят не только их собственные судьбы, но и судьбу всей Великой Моравии. Возродится эта страна, или нет, зависело сейчас от них. Собрание в рыцарском зале старого замка все больше напоминало мне поединок страстей и амбиций, чем место для принятия мудрых решений.
Лица баронов отражали не только свет пламени, но и тени ненависти и жажды власти. И, глядя на них, я отчетливо понимал, что каждый из собравшихся здесь аристократов, несмотря на титулы и родословные, был всего лишь человеком, ведомым своими страхами и желаниями. Граф Йозеф, стиснув зубы, смотрел на своих соратников, осознавая, что их страсти могут привести к катастрофе раскола. А он знал, что, если допустить подобное, тогда в вихре взаимной ненависти потеряется не только мораль, но и само духовное основание братства Свидетелей Великой Моравии.