Слушая молодого эрцгерцога Фердинанда, я вспоминал, что Кромвель, кажется, занимался больше реформами, направленными на ограничение королевской власти парламентскими методами, старясь законодательно продвигать политические свободы для нового общественного класса, — для английской буржуазии. А вот якобинцы и их лидер Робеспьер проводили политику установления своей жесткой диктатуры после свержения королевской власти. Так что разница между последователями Кромвеля и французскими якобинцами имелась довольно значительная, как между умеренными и радикалами. Хотя оба политика, что Кромвель, что Робеспьер вошли в историю революционными лидерами и цареубийцами. Во время революции в Англии отрубили голову королю Карлу I, а во время революции во Франции казнили короля Людовика XVI и королеву Марию-Антуанетту.

Потому я не сильно удивлялся, что австрийские революционеры-аристократы, которые сейчас находились рядом со мной за одним столом в штабном помещении под холмом, собирались убить императора Франца. Вот только, их революционная идея сама по себе казалась мне весьма оригинальной. Ведь после революции Англия осталась все-таки Англией, а Франция осталась все-таки Францией. Здесь же революционеры хотели, упразднив Австрию, создать на ее месте совсем иную страну! Да они, пожалуй, превзошли всех остальных революционеров в желании разрушить привычный уклад жизни народа до основания, чтобы затем построить уже нечто совершенно иное, изменив даже саму национальную идентичность людей! И неужели же такое может получиться? Я сомневался, и потому сказал, стараясь направить революционный пыл эрцгерцога и графа в конструктивное русло:

— Итак, господа, если ваши цели — это свержение власти Габсбургов и восстановление Великой Моравии, то вам понадобятся не только красивые слова, но и реальные вооруженные силы. Вам придется не только воевать с роялистами, которые, наверняка, начнут вооруженное сопротивление ради реставрации власти правящей династии, но и отражать удары войск Наполеона Бонапарта. Который, уверяю вас, не останется в стороне от дележки Австрии, как только почувствует, что она окончательно ослаблена внутренней смутой. И будьте готовы, что другие страны тоже могут претендовать на австрийские земли. Я опасаюсь, что ослабленную страну захотят делить все ее соседи. И вам потребуется отражать натиск с многих направлений. А пока я вижу под вашим командованием лишь несколько тысяч неважно вооруженной пехоты, одетой в самые дешевые шинели, пошитые из серого некрашеного сукна. Причем, как я заметил, эти шинели сидят на ваших солдатах поверх обыкновенной гражданской одежды. Иными словами, у вас нет даже нормального обмундирования для формирования собственной армии. Да и вооружения, как я посмотрю, недостаточно. Я обратил внимание, что многие ваши солдаты ходят с пиками в руках вместо ружей. А у трети тех, кто с ружьями, на вооружении находятся старинные аркебузы с фитилями. Да и никаких пушек у вас нигде не видно. К тому же, я не вижу в ваших рядах кавалерию.

Эрцгерцог проговорил запальчиво:

— Да, князь, у нас еще мало войск! Но, здесь, пока что, собрались далеко не все силы нашего братства. Что же касается кавалерии, которую я вывел из-под Ульма, то она прямо сейчас сдерживает французов, маневрирует с боями к юго-западу отсюда, отвлекая врагов, чтобы мы с графом успели собрать ландштурм в этих землях до того момента, как французы нагрянут и сюда.

А граф прищурился в своей манере, но его интерес к моим словам явно возрос. И он проговорил заинтересованно:

— И что же вы предлагаете, князь? Возможно, у вас на уме имеется какой-нибудь собственный план?

Граф и эрцгерцог переглянулись. Их лица выражали надежду, но также и недоверие. Я знал, что мне нужно было убедить их, что это не просто игра с моей стороны. И потому я выдал целую программу, которая уже постепенно сложилась в моей голове. Я высказался, стараясь произносить слова уверенно и четко:

— Прежде всего, необходимо укрепить ваши позиции. Нужно занять какую-нибудь надежную крепость, куда смогут подходить те, кто будет готов присоединиться к вашей борьбе на начальном этапе. Еще вам следует как можно быстрее заручиться помощью тех австрийских военачальников, которые не поддерживают позорный Пресбургский мирный договор, который сейчас готовят к подписанию дипломаты. Думаю, что недовольных условиями этого договора достаточно много. А если каждый из них приведет какое-то количество войск, то ваше положение сразу сильно упрочится. И только тогда, когда вы соберете достаточные силы, чтобы противостоять одновременно роялистам и Наполеону, я смогу передать информацию о ваших намерениях в Россию, и от нее в Санкт-Петербурге не смогут отмахнуться, если за вами будет стоять серьезная военная сила. Вот только, если вы действительно хотите победы, то вам нужно будет использовать эту силу с умом. Помните, что лишь в России вы обретете сильного и надежного союзника. И еще учтите, что я стану помогать вам лишь в том случае, если вы сами будете готовы не просто к сотрудничеству с Россией, а станете ориентироваться на нее политически. Если вы примете именно такую внешнеполитическую линию, какую я предлагаю вам, то я уверен, что, в этом случае, смогу через свои связи при дворе убедить императора Александра поддержать ваше восстание, направленное на возрождение славянского государства, которое само желает присоединиться к Российской Империи.

Эрцгерцог, конечно, задумался. Но, его дерзкий взгляд смягчился. А граф сказал:

— Неплохой план, князь! Вы удивитесь, но мы и сами намечаем для себя нечто подобное. И мне, разумеется, приятно слышать, что вы предлагаете действовать нам так, как мы и собирались, за исключением некоторых деталей. Потому с этого момента мы будем считать вас одним из нас. Мы даем вам шанс продвинуться в нашем братстве Свидетелей Великой Моравии, став равным среди равных. Но помните, что в этом нашем деле нет места для слабаков. Мы полны решимости сражаться до последнего. И, если вы нас подведете, последствия будут ужасными.

Я кивнул, понимая, что теперь уже точно стал частью этой опасной политической игры. Но я почему-то чувствовал, что мое участие в этом восстании может изменить не только судьбу Моравии, но и всей Европы. И даже, очень возможно, что в хаосе назревающей местной революции мне удастся найти серьезные выгоды для России. Ведь эта разросшаяся Моравия может стать отличной буферной зоной, которая отделит Россию от Франции Наполеона надежным барьером, взяв на себя борьбу против французской экспансии в восточном направлении.

И, если борьба мораванов приобретет определенный накал и постоянство, тогда, быть может, у обескровленных постоянной войной с Великой Моравией французских войск не останется сил для того, чтобы двинуться уже на саму Россию. Следовательно, угроза французского вторжения 1812 года будет нейтрализована. А если еще этих местных революционеров натравить на Польшу с выходом к Балтике, да распространить их власть на юг до Венеции, то буфер посередине Европы получится весьма надежный и очень перспективный в геополитическом отношении…