Когда Фрида показала Алисии готовые картины, восторгам подруги не было предела.

— Ты просто красавица! — воскликнула она.

— Я пошлю этот портрет Алехандро.

— Никак не можешь его забыть, да?

Фрида пожала плечами:

— Он все еще в Европе, сейчас путешествует по Франции. Прислал мне открытку с Лувром. Одну открытку за четыре недели!

Алисия взглянула на нее обеспокоенно.

— Не волнуйся, — сказала Фрида. — Я пошлю ему свой портрет, и тогда он поймет, что потерял, и вернется ко мне.

С тех пор она часто смотрела на эту картину. Было в ней нечто такое, чего Фрида не хотела забывать, — нечто очень-очень важное. Она долго размышляла, в чем причина, а потом поняла: с появлением этого автопортрета она начала воспринимать свои полотна всерьез. Отныне живопись стала ее средством от печали и боли, смыслом всей жизни. Возможно, именно этот портрет, написанный для Алехандро, станет для нее пропуском в мир искусства. Как бы то ни было, он явился ответом на ее вопрос: что тебе подарила сегодня жизнь?

Со дня аварии миновало почти два года. После череды попыток поставить Фриду на ноги при помощи гипсовых корсетов, после того, как ее состояние несколько раз вроде бы улучшалось, а потом снова ухудшалось, доктор Кальдерон объявил, что пациентка здорова.

— Теперь вам нужно восстанавливать силы и тренировать ноги. Но не переусердствуйте! — предупредил он во время последнего осмотра, сняв корсет.

Как только врач ушел, Фрида взяла гвозди и молоток и принялась приколачивать расписанный корсет над кроватью. Она снова и снова обрушивала молоток на шляпки гвоздей, распиная символ своего страдания.

— Разве ты не хочешь выбросить эту штуку? — удивилась Кристина. — Ведь ты так долго мучилась в ней!

— Вот именно, — кивнула Фрида. — Поэтому я хочу смотреть на нее каждый день и радоваться, что она мне больше не нужна. Смотрится неплохо, да?

Сестры оглядели гипсовый корсет, который уже не казался таким страшным. Он действительно неплохо смотрелся рядом со скелетом из папье-маше.

Фриде пришло в голову, что пора испытать мольберт, стоявший посреди комнаты. На нем была закреплена начатая картина: натюрморт с цветами и собаками. Каково это — работать стоя? Но затем ее взгляд устремился сквозь окно во двор.

— Ты идешь? — спросила она Кристину. — Я так давно не была на улице…

— Но ведь доктор Кальдерон сказал…

— Я знаю, что он сказал. Я провела несколько месяцев в этой комнате и выбиралась разве что во двор. Все вы ты, мои подруги, качу час — за это время успели окончить школу, кое-кто уже учится в университете. Кармен давно работает и получает деньги. Химена замужем, у нее дети. У всех было время повзрослеть и найти свое место в жизни. Теперь моя очередь! Давай быстрее, пока мама не вернулась!

Они зашагали по улице Альенде в сторону площади Идальго. Воздух пах изумительно. Вдыхая его полной грудью, Фрида чувствовала себя легко и свободно. Она была рада, что сестра идет рядом и может разделить с ней этот особенный момент. Озорства ради они заскочили в одну из множества пулькерий [6] и, глупо хихикая, выпили по стакану пьянящего напитка. А когда отправились дальше, Фрида забралась на невысокую стенку и потянулась за цветком можжевельника.

— Ого, ты и это можешь? — удивилась Кристина.

— Конечно, могу. Я все могу! — крикнула Фрида и, шагнув вперед, спрыгнула со стены.

Оказавшись на площади перед церковью, сестры присели на край фонтана с двумя бронзовыми койотами, в честь которых Койоакан получил свое название. Девушки вытянули ноги, нежась на солнышке. Пара юношей, стоявших неподалеку, бросали на них заинтересованные взгляды. Фрида ощущала бесконечную благодарность за эти мгновения, которыми она наслаждалась от всего сердца. Она потянулась к руке Кристины и сжала ее ладонь.

— Пойдем, мне пора домой. Нужно рисовать, — сказала Фрида.

Чуть позже, стоя в мастерской и пытаясь запечатлеть краски жизни, частью которой она вновь стала, девушка вновь ощутила прилив чистого счастья.

Поскольку ей нужно было чем-то себя занять, Фрида пошла работать к отцу в фотостудию, помогая ему ретушировать и раскрашивать фотоснимки. Раньше ей это нравилось, и она с радостью вернулась к прежнему увлечению. Она трудилась старательно и любила наблюдать, как медленно проявляются в кювете негативы. В другие дни Фрида, как и было заведено у них раньше, ходила с отцом по городу, пока он фотографировал. Во время таких прогулок она искала сюжеты для картин, поэтому всегда брала с собой блокнот и быстрыми штрихами набрасывала по дороге играющих индейских детей или круглые лица продажных женщин.