— А из куна-чакры посмотреть никак? — не понимает она.

— Боюсь, — честно признаюсь я.

— Посмотри, — слабо улыбается она. — Ты герой.

Но я отрицательно кручу головой. Геройство — оно такое… смотря с какой стороны на него глядеть. Бывает, что хуже дебилизма.

— Хотя бы коротко расскажи.

— Если коротко, то княжны — дуры! — всхлипывает у нас за спиной Риманте. — Их ломает, а я помочь не могу, потому что Сергея держу! Спасать полезли! Дуры…

— Кого спасать? — не понимаю я.

— Тебя, кого же еще! — язвительно отзывается Риманте. — Сначала они тебя, потом ты их!

И я немножко успокаиваюсь. Если кошка язвит, значит, хотя бы с ней все в порядке.

— Что с Сергеем?

— Ничего. Уже ничего. Просто глажу. Могу я погладить красивого мужчину, пока Мишель не в себе?

— Хвост оторву, — невнятно обещает ей Мишель.

Ну вот и Мишель в порядке. И мама Вера потихоньку шевелится и приводит в чувство своих авантюристок.

Кое-как с Ясминой поднимаем княжон в сидячее положение. Ну вот, дальше они сами. Тихонько проверяю их. Блин. Кристальные ядра магии. Леон мне точно голову оторвет. И слушать не станет, что случайно так вышло. Но почему так вышло — загадка, с которой еще разбираться. Раньше моя магия себя так агрессивно не вела. И что изменилось? Ничего, я, который в куна-чакре, со всем разберусь, потому что магия — это же я и есть…

— О-о-х, как мне плохо…

Сыч кое-как садится. Фокусирует зрение.

— Знаешь, спасибо тебе за приключение, — хрипит он. — И за твою Школу магии, и вообще… но лучше бы ты инициировал меня классическим способом. Я же чуть не сдох!

Мы смотрим друг на друга и начинаем ржать. Сначала потихоньку, но потом как ненормальные.

— Дураки! — улыбается Мишель. — Какие мужчины все дураки. И шутки у вас дебильные.

Ну-ну. Если дебильные, то чего сама хохочет? И, кажется, от близняшек тоже доносятся хиханьки. И даже мама Вера улыбается не укоризненно. Ну, значит, со всеми все в порядке, и можно немножко поржать.

Раннее утро, но нам не спится.

— Дай руку.

Вера смотрит недоверчиво, но все же протягивает ладошку. А я хмурюсь, озабоченно хмыкаю, кручу удивленно головой — в общем, изо всех сил делаю вид, что изучаю проблему.

Но я на самом деле изучаю. Себя, ее. Девчонок посмотрел еще вчера. И увиденное мне страшно не нравится.

Вернее, оно нравится, и еще как, но и пугает с той же силой.

Я стал сильнее. Заявление вроде бессмысленное, если брать за аксиому то, что магия может все. Если всё, то куда еще сильнее? И тем не менее это так — в чисто физическом плане. Магические структуры уплотнились. И под кожей образовался каркас… нет, все же покров из тех самых шариков, которые являются носителями магии. То есть это я, который в куна-чакре, растекся там своеобразным невидимым доспехом. Теперь меня с таким покровом разве что оцарапать можно.

Хм. Покров. Кручу слово так и сяк. Внутренний покров? Дебилизм какой-то, покров по умолчанию — внешний! И филология — дебильная наука! Зачем изучать то, чем мы без изучения пользуемся гораздо лучше? Это же мой родной язык! Сказал покров — значит, покров, и точка! Потому что покрывает! И не точка, а восклицательный знак…

Кстати, язык. Вспоминаю, какой именно язык является для меня родным, и невольно усмехаюсь. Одни условности вся эта филология.

Морщу лоб и снова тянусь к ладошке Веры. Ну а что? Такая нежная, такая теплая — всю жизнь бы держался.

— Рой! — шипит женщина и отдергивает руку. — Ты мне тут рожи не корчи! Умного изображать — не твое! Говори немедля, что произошло вчера!

Ну да, Вера — мама, а маму хрен обманешь, если она сама этого не хочет. Уж она-то знает мои ужимки как никто другой.

Сажусь за стол, уныло подпираю голову ладонью и бормочу:

— Если коротко, то все мы стали сильней.

А не коротко? — злится она.

— Мои магические структуры уплотнились и усложнились. И твои уплотнились. И у всех остальных та же устойчивая картина.

— А чего такой недовольный? Мы стали сильнее — это же хорошо?

— Это хорошо, — вздыхаю я. — Только это меняет всю картину произошедшего вчера. И меняет в очень плохую сторону. Я-то думал, Мишель по дурости пыталась поделиться нашей магией с близняшками и не справилась с контролем. А все остальное типа следствие. Понимал, что притянуто за уши и другие болезненные места, но обманывал себя ложными надеждами.

Корчу очередную умную рожу и понимаю, что это уже перебор. И дальше говорю нормальным голосом:

— Дурак я, мама. Который раз инициирую, вижу отлично, что процесс проходит по-разному, но почему-то не задумываюсь о причинах! А они важны. Тяжело, очень тяжело было с тобой. Я думал — это потому, что боролся с проклятием. Но и с Марикой было то же самое, и если б не твоя поддержка, не отделался бы легким испугом.

— Марика — простолюдинка, — нерешительно говорит Вера.

— И Лика с Викой тоже, — киваю я. — Но с ними все прошло как по маслу. По маслу… м-да, достала эта филология… И с Ясминой не было проблем, и с Мишель, и, как подозреваю, с обеими княжнами Меньшиковыми, черт их дернул меня спасать. Зато Сыч так ответил, что дальше я на внешнем управлении трепыхался, а потом и без него. И теперь что? Теперь группируем и смотрим общее. Ты, близняшки, Марика, Сыч. Первая группа. Остальные — вторая.