– Ты сам уйдешь. После разбирательств, проверок, поиска недоимок и превышения полномочий. Все что случилось, ты сделаешь сам, от первого до последнего шага, вот где ирония.

Он не шутил. Никогда раньше, потому что просто не умел этого делать, и сейчас я сразу поверил в серьезность папиных слов. Он действительно сделает так, что я напишу заявление по собственному. Нет никаких хищений, я не идиот, чтобы гадить себе же в штаны, но при желании и нужном уровне упоротости, даже к святому можно прикопаться. Так что убрать меня по закону, со свистом и скандалом, не составит труда. Поэтому я делаю все сам. От первого до последнего шага.

Что я чувствовал в тот момент? Ничего.

Усталость и возможно облегчение, потому что и сам не хотел танцевать под дудку этого поехавшего головой крысолова.

Уйду так уйду. Разведусь, заберу Женьку и может быть Тому и поеду куда-нибудь в Крым, где тепло и растет виноград. В Крыму что, врачи не нужны?

– Хорошо, пап, я напишу заявление в понедельник, а сейчас уйди, пожалуйста, из нашего дома.

– Не раньше, чем это сделает Женя.

Да что он за дятел, долбит и долбит в одну точку, так что уже башка трещит! Я чувствовал прилив злости, такой чистой, готовой выплеснуться на папашу, как вдруг заговорила Женя.

– Я полюбила вашего сына и останусь с ним вне зависимости от того, где и кем он будет работать. Я не уйду, Давид Ааронович, как бы вам не хотелось. И Вам придется смириться с этой мыслью, потому что когда-нибудь я стану женой Аркаши, мамой ваших внуков… Савранской.

– Или Ганиковской. Или Абрамович. Или Шнайдер. Или Глушневой, чем черт не шутит, да, Жень? Вот, сын, держи. Хотелось, чтобы ты прозрел до всего этого, да видно, не судьба. Мало я тебя в детстве порол, надо было бить по голове, авось мозгов бы прибавилось.

Он положил передо мной планшет и сам нажал кнопку. В следующую секунду комнату наполнили стоны. И хоть на видео не было лица, голос… голос я узнал сразу. Именно его я слышал так часто в нашей спальне, только теперь он звучал звонче, и называл не мое имя. Чужое.

Дрожащим пальцем я нажал на паузу.

– Жень…

– Кеша, это не то, что ты думаешь, - пропищала она.

– Отлично. Правда, сейчас я вообще ничего не думаю. Объяснишь?

– Да, - она открывала рот, но говорила так тихо, что я ее почти не слышал. Угадывал, по тому, как двигаются ее губы. – Только мне нужно позвонить.

– Игорю? – хмыкнули у меня за спиной. – Очень вряд ли, ему сейчас не до разговоров с тобой. И еще пару недель, а потом и месяцев во время суда, а дальше как назначат срок.

– За что срок, - лицо Жени стало белым как полотно.

– А разве не за что? Даже если нет, придумаем, нарисуем, сделаем. Жень, ты так не переживай, у меня в отличие от вас идиотов, очень хорошая фантазия.

Они говорили о чем-то понятном им обоим в то время как я… просто был. Существовал в пространстве, не совсем понимая, что сейчас произошло. Отмотал и снова поставил видео на самое начало.

Все те же. Все там же…

Кровать, ноги, чья-то задница. Только главный зритель теперь не моя жена, а я сам, и Господи помилуй, как же это больно. Неужели именно так было у Насти? Неужели она тоже чувствовала все это?

– Женя не могла.

– Могла, - кивнул отец, - она изменяла тебе с моим помощником Глушневым. Точнее, ему изменяла с тобой, потому что их отношения длились дольше и качественней. Я все узнал, у меня есть и доказательства, и свидетели, и… да впрочем, что я распинаюсь, Насте в свое время хватило такого вот кино, чтобы все понять, думаю, ты точно не глупее своей супруги.

И снова я перевел бегунок влево, чтобы как мазохист услышать уже знакомое «да, Игорек, да»!

И потом опять.

И еще раз.

Я так и не досматривал фильм до конца, просто не мог себя заставить, боялся что в финале покажут лица всех актеров и я увижу того самого Игорька. Потому сейчас в голове было какое-то белесое пятно. Помнил, что отец работал с неким Глушневым, но кто он, какой он – вообще без понятия.

– Да, Игорек, да!
– в сотый раз прозвучало с экрана, когда отец наконец нажал паузу.

Я поднял взгляд вверх. Странно, но на кухне мы были одни.

– Где Женя?

Нет, не ящер - демон, оскалился в страшной ухмылке.

– Ушла.

– Или ушли?

– Какая разница?

– Что ты с ней сделаешь? – Голос против воли дрогнул. Мы говорили о Жене, о моей белокурой смешливой девочке, и даже сейчас я не мог допустить мысли, что с ней что-то случится.

– Не съем. И даже не буду мстить, хоть ты обо мне гораздо худшего мнения. Она мне нужна, чтобы дать показания против своего жениха Игоря Глушнева. Удивлен? У них и правда все очень далеко зашло.