Женщина стенала от горя, зовя своих детей. Кровь стыла в жилах от ее завываний. Наворачивались слезы, и возникало непреодолимое желание прийти к ней на помощь и хоть чем-то утешить ее. Звук начал затихать, будто отдаляться.

– Мы же в машине, нам нечего бояться? – ни жива ни мертва от страха, хорохорилась девушка. – Уходит?

– Нам нечего бояться просто потому, что бояться категорически нельзя, – шепотом наставлял Александр. – Только она не уходит, наоборот, приближается.

– Как? Слышишь, она почти затихла.

Последние стоны и всхлипы вдруг резко смолкли.

Неожиданно Беловежский выдохнул:

– Она здесь! Прямо над нами! Валим! Свет! И поехали! Быстро! Поем громко по-русски!

И заорал что есть мочи:

– Ничего не свете лучше не-эту,

Чем бродить друзьям по белу све-эту…

Томина врубила фары, отчаянно нажала на газ и завопила дурным голосом:

– Тем, кто дружит, не страшны тревоги!

Нам любые дороги доро-оги!

– ?Mis hijos! ?Mis hijos! – Срывающиеся рыдания Льороны становились громче, будто пытались перекрыть их песню.

– Уходит, – шепнул Саша. – Поем дальше.

– Поем, – покорно откликнулась Марина, чувствуя, как дрожат руки, колотится сердце и немеют ноги.

Машина несколько раз попадала колесом в яму.

Беловежский чертыхнулся и предложил:

– Давай я подменю тебя на этой адовой дороге. На трассе поменяемся обратно.

– Страшно выходить из машины. Тишина. Вдруг она здесь над нами?

– Но мы ее не боимся! Мы викинги! – Саша наигранно грозно захохотал. – Наоборот, мы запугали ее своим задором, и она убралась в свои болота.

– Опять болота?

– Ну, водоемы. Давай меняться. И я расскажу тебе ее историю. Кстати, где наша не пропадала! Не дадим ей возможности до нас добраться. – И он перелез на заднее сиденье, скомандовав: – Перебирайся на мое пассажирское местечко. Я нагрел.

Марина повиновалась.

Рокировка была завершена, и Саша победоносно заключил:

– Ура! Наконец-то мне удалось свергнуть тебя как водителя. Пришлось применить запрещенный прием и до смерти тебя напугать.

– Тебе удалось, – признала Марина и заметила, как у него дрожат руки. Конечно, он храбрился, и она решила, что ей почудилось.

За окном слышались заунывные завывания, не то стенания, не то вой ветра.

– Расскажи мне, кто это был. И как случилось, что ты, неисправимый скептик, приверженец научных фактов, в это поверил?

– Это Мексика! – вздохнул Саша. – Приходится поверить.

Он потихоньку поехал и осведомился:

– Льорона не заставит нас остановиться в отеле за четыреста баксов?

– Нет, тем более что она здесь летает. Едем в Четумаль.

– Как скажешь. – И он успокаивающе добавил: – Отдыхай, Мариночка! И слушай.

Он начал рассказывать медленно и с выражением, как отец, убаюкивающий дитя сказкой. Марина закрыла глаза и ощущала, как затихает отчаянно колотившееся сердце, как оттаивают заледеневшие от жути руки и ноги. Она с удовольствием слушала Сашин голос и думала о том, что заботливые интонации родителя рождают в ее душе еще более крепкое чувство привязанности к своему попутчику. Она еще боялась признаться себе до конца, но подсознание уже нашептывало ей, что речь идет о любви.

Речь пойдет о любви. В мексиканской деревне жила-была бедная девушка по имени Мария. Она была необычайно красива. Нежная персиковая кожа. Бездонные миндалевидные темные глаза. Шелковистые черные волосы. Походка ее была невесомой, движения грациозны. Деревенские парни сходили по ней с ума. Многие готовы были жениться на ней, не взяв ни песо приданого. Но девушка отшучивалась, звонко и просто смеялась в ответ на предложения руки и сердца, так что никто даже не обижался, принимая ее простодушие.

Мария выросла в бедной семье. Но между отцом и матерью всегда царила любовь. Вместе с остальными детьми, ее братьями и сестрами, она с детства наблюдала эти трепетные отношения своих родителей. Это вселило в нее глубокую веру в то, что в один прекрасный день и она встретит свою настоящую любовь: того единственного, с кем она захочет связать жизнь, и чтобы на всю жизнь.

Однажды она стирала у реки, стоя босиком на прибрежном валуне, подоткнув подол юбки и обнажив стройные смуглые ноги. Она услышала топот копыт и оглянулась. Белый конь стал на дыбы, внезапно остановленный своим наездником. Она обомлела. Вот с коня спешивался Он, тот самый, единственный. Он был богато одет, ухожен и отчаянно красив.

– Красавица! Правильно ли я еду до города?

– Да. – Девушка одернула юбку и стояла в растерянности.

Он приблизился, сорвав полевой цветок:

– Это тебе, возьми.

Мария смутилась, обтерла мокрые руки о старенький, опрятный и вышитый ею самой уипиль, взяла цветок и пролепетала слова благодарности. И вдруг неожиданно Он поскользнулся и, стараясь удержать равновесие, оперся рукой о траву.