Шрифт:
– Ой! – Он поморщился. – Колючки! Помоги мне, пожалуйста. Кажется, одна вонзилась мне в руку.
Девушка сошла с камня на сушу и взяла Его руку своими, еще влажными, но прелестными руками. Осторожно она вынула колючку. Пошла кровь, и она неожиданно приникла губами к Его руке, слизывая капельку крови. Поколдовав над ранкой и остановив кровь, она отпустила Его руку и отошла.
– Как зовут тебя, спасительница?
– Мария, – робко отвечала она.
– Скоро увидимся. А сейчас мне пора.
Он ускакал. Но сдержал слово. Они встречались у реки, и Он клялся ей в любви. А она верила. Не может же лгать Он, один-единственный на свете, ее любимый?
Он взял ее в жены, на радость родителям и на удивление всей деревни. Он увез ее в свою асьенду. Он холил и лелеял ее. И казалось, не было предела их счастью.
Но что-то случилось, когда она родила детей: двух мальчиков-двойняшек. Он стал мрачен, реже ласкал ее, часто не ночевал дома. Он стал срываться на крик и даже поднял на нее руку. Она не понимала, чем вызвана такая перемена в ее возлюбленном супруге.
Да, Он взял ее из бедной семьи, без приданого, но теперь она подарила Ему сыновей. Наоборот, Он должен был бы еще сильнее привязаться к ней. Шло время. Он совсем отдалился от нее. Однажды в порыве скандала Он выкрикнул, что она любит детей больше, чем Его, что она променяла Его на детей, что, родив их, она все испортила. Это была настоящая ревность, но ревность яростная, разрушительная, сжигающая любовь.
Мария горько плакала, пыталась разговаривать с мужем, говорить Ему, что дети – лишь подтверждение ее огромного чувства, объяснять, что нельзя сравнивать любовь к детям с любовью к их отцу. Он зловеще тогда расхохотался и ответствовал, что поверит в ее любовь, только если она будет способна убить детей.
Она испугалась, что Он сошел с ума, что Он сам убьет мальчиков из ревности. Она собрала детей и возвратилась в отчий дом.
Шли месяцы. Мария отчаянно страдала. Он снился ей прежний, ласковый, предупредительный, нежный. Во сне Он звал ее вернуться и говорил, что не может жить без нее и без их малюток.
Однажды днем она гуляла с детьми возле реки. Она часто приходила сюда, на то место, где впервые встретила Его. Ей казалось, что если сон ее вещий, то Он придет непременно сюда.
И, о чудо, она заслышала топот копыт и заприметила белого коня. Правда, за ним шел гнедой жеребец, на котором восседала красивая богатая женщина.
Он подъехал к Марии и изрек:
– Ты сделала свой выбор. Ты выбрала детей. Ты доказала мне, что любовь твоя была ложью. Ты неблагодарная тварь, которую я вытащил из грязи и нищеты! Я бросаю тебя навеки и женюсь на благородной женщине.
Мария испытала сразу целую гамму чувств от негодования и досады до растерянности, страха и боли. Но главное было чувство всепроникающей любви и безвозвратной утраты. И в одночасье у нее помутился рассудок. Она вскричала:
– Ты не веришь мне? Так смотри же! Я люблю тебя одного!
Она схватила мальчиков за руки, потащила их к реке и, встав на тот самый валун, погрузила их в воду с головой.
Она воздела руки к небу и страшно завопила:
– Я люблю тебя одного!
Бурная стремнина уносила тела двух малюток прочь. Всадники в ужасе ускакали, чтобы не иметь к этой трагедии никакого отношения.
А Мария пришла в себя, разум вернулся к ней, и она вскричала:
– О Боже! Верни мне моих детей! Где мои дети?
Она шагнула в воду и ныряла до тех пор, пора силы не оставили ее, и река потащила ее бездыханное тело вслед за малышами.
Он вернулся поздно. Было душно, и, желая освежиться, Он направился через парк к реке. Не доходя, Он увидел Марию. Ее прозрачный силуэт в белом уипиле колыхался над тропинкой. Он зажмурился. Видение исчезло. Но послышался горький женский плач, переходящий в рыдания, и сквозь всхлипывания Он различил слова:
– Мои дети! Где мои дети?
Голос удалялся. И Он подумал, что это плод Его больного воображения, взбудораженного тяжелыми впечатлениями этого дня. Когда голос окончательно затих, страх пронизал все Его существо, холодными клешнями схватил за сердце и больно сжал его так, что глаза выкатились из орбит.
Утром Его нашли совершенно безумным. Он сидел на тропинке в парке и беспрерывно испуганно шептал:
– Льорона, Льорона…