Еще я относительно недавно понял, что прозвище ему дали рубежники моего мира. Потому что слово Бедлам было нарицательным, от названия Бетлемской королевской больницы, которую со временем сократили до «бедлама». Это я уже прогуглил лично, когда пытался понять, что означает слово.

Вот только сейчас парень с удивительными голубыми глазами и самой светлой улыбкой, если не знать, что именно творится у него в душе, стоял передо мной. И даже не пытался удрать куда подальше. Я же с видом запыхавшейся гончей, оперся на колени, готовый опять бежать. Через силу, через «не могу», ради очередной чужанской жизни. Никому не нужной, кроме меня.

— Все, все, будет, Матвей, — примирительно улыбнулся Рехон. — Скажу честно, ты меня удивил. Так упираться ради каких-то чужан. Такого не встретишь даже в моем мире, где людей не так много.

Я стоял, не веря ему. За непродолжительное время, которое я знал Рехона, стало понятно, что от этого товарища можно ждать любого сюрприза. А как он обожал врать — просто любо-дорого смотреть. Однако сейчас на помощь кощею неожиданно пришла Лихо:

— Да, Матвей, всс… се закончилось.

— Да что именно закончилось?

Рехон почему-то решил, что вопрос относится непосредственно к нему:

— Ты впервые слышал зов Царя царей, так?

Я осторожно кивнул.

— Значит, ты совсем недавно стал рубежником, — ответил Рехон. — За свою жизнь я слышу его зов пятый раз. И постепенно его призывы становятся все чаще. Кто знает, к чему это ведет… Ладно, до скорого, Матвей. Если у тебя будет какое-то дело, ищи меня в казармах стражи воеводы. Она находится в таком забавном месте, слово еще странное…

— Подворье, — подсказал я.

— Точно, в Подворье. До скорого.

Рехон махнул рукой и, не оборачиваясь, действительно быстро направился в сторону Подворья. Словно всего этого безумства и не происходило. Я же был настроен более чем серьезно. И едва дождался, пока тот скроется из виду:

— Окей, Юния. А давай-ка ты теперь расскажешь все про этого замечательного Царя царей!

От автора: Вторая версия интерлюдии. Есть вероятность, что будет дописана или немного передалана. Первую справедливо зарубили.

Мир гремел многоголосием звуков. Были в нем и песни битв, еще не отшумевших, но постепенно затихающих. Слышались стоны умирающих, но не обычной смертью, а каким-то странной, означающей конец этой жизни и являющейся началом чего-то нового, непознанного. Хотя и смертью подобное можно было назвать с большой натяжкой. Шумела природа, но слышалось в ней нечто надрывное, угасающее. Изначальный мир точно чувствовал наступление страшного и неотвратимого этапа, в котором не каждому найдется место.

Нестерпимо сильно пахло смолами деревьев, как если бы некто пытался выжать их в громадный стакан. Во рту стоял железный привкус крови. Что немаловажно, крови чужой. А еще в носу свербил резкий нестерпимый вкус Нежизни. От него нельзя было укрыться, он следовал за тобой повсюду, напоминая, что теперь так будет всегда. И обратного пути не предвидится.

Созидатель скорбел вместе со всем миром. Насколько ему позволяла его черная, погрязшая в похоти и могуществе собственной силы душа. Крону было больно терять свою землю. Здесь он был, как и мир, Великим. Одним из сильнейших кронов, с которым приходилось считаться. Того, кого называли Богом. И вот из-за группки жалких идиотов, попытавшихся прикоснуться к силе, которую не могли контролировать, началось Великое Разрушение. А в этот мир пришла Нежизнь.

— Идем скорее, — дернул он рукой и невидимая цепь оков натянулась.

— Иду сс… господин. Только…

Крон неодобрительно посмотрел на красавицу-лихо. Точеная фигурка, приятное личико, смиренный взгляд. Лишь изредка Созидатель видел в ней тень погибшей матери, грозной Видары. Образ проскальзывал мимолетный, едва уловимый. Та всю жизнь была предана ему, пока не представился случай сбежать.

— Только что?! — недовольно спросил он.

— Только куда мы идем? Проходы сс… с другой стороны. Я их чувствую.

Созидатель скривился. Любое существо, обладающее хоть толикой промысла, ощущало их. Проходы пахли сухим песком, незнакомыми животными, чужим миром и спасением. Через них бежали даже обычные люди в поисках лучшей жизни. Все, кто еще был жив и мог размышлять. Противились лишь некоторые кроны, не в силах принять неизбежность.

— Твое дело слушаться, а не задавать вопросы.

Он размашисто отмахнулся, и лихо схватилась за раскрасневшуюся щеку, почувствовав резкую боль. Рука у Созидателя была тяжелой. Хотя разве и могло по-другому в случае с Великим Богом?