На глаза наворачиваются слёзы.

Всё-таки, дело было только в этом.

А я-то, дура, надеялась…

Горькие слёзы срываются с ресниц и скатываются наискосок вниз. Обида захлёстывает с головой. Душит. Отравляет. Мою душу рвёт на части и ломает этой обидой тем сильнее, чем больше удовольствие, от которого моё тело по-прежнему млеет и плавится. И так и подмывает забыть обо всём, наплевать на гордость и дать уже Волку то, чего он так хочет. Я знаю, что это будет божественно. Я сама хочу, чтоб он не останавливался – хочу так сильно, что даже больно.

И всё-таки слёзы одна за другой прочерчивают дорожки по мокрым щекам.

С довольным рыком Фенрир всё-таки добивается своего – податливая ткань под его пальцами ползёт вниз, что-то рвётся. Он тянется к моей обнажённой груди, чтобы впиться поцелуем…

– Нет!

Мир словно обретает более яркие краски, становится чётче, уходит какая-то дымка и лёгкая смазанность очертаний.

– Не надо. Остановись. Пожалуйста.

Мои губы дрожат, когда я это произношу.

Фенрир вздрагивает, как от удара, и прекращает. А потом медленно приподнимается надо мной на руках. И впивается в меня взглядом с высоты.

Я вижу, как распахиваются ресницы, словно завороженная слежу за тем, как чёрный зрачок расширяется, полностью съедая серебристую радужку.

Распластанная под ним, с разметавшимися в траве волосами, искусанными губами, изодранным платьем… я наконец-то появляюсь перед ним во плоти. И замерев, жадно ловлю реакцию.

Первое, что вспыхивает в его глазах – восхищение. Это такой чистый, неприкрытый восторг, пополам с обожанием и почти обожествлением, что мне парадоксальным образом становится безумно приятно.

Понравилась. Даже неправильное слово… я не умею подобрать того, что описало бы в полной мере ту бурю эмоций, которую вижу в волчьем зрачке, в котором колеблется моё отражение.

Смущаюсь, чувствую, как горят щёки.

Это всё-таки совсем особенное чувство, оказывается, понимать, что мужчине, в которого влюблена, настолько сильно нравишься. Совершенно неправильное чувство в том положении, в котором я нахожусь, конечно. Но я уже отчаялась разобраться в том безумии, которое происходит со мной сегодня.

А потом я очень резко и остро чувствую, когда меняется всё.

Вообще всё.

Потому что он замечает детали.

И мои слёзы, и дрожащие губы, и…

До него доходит.

Я не представляла, что меня полоснёт такой болью и холодом окатит всю с ног до головы – когда увижу, как каменеет его лицо, как мертвеют глаза. И безумно хочется всё вернуть, как было. Но это уже невозможно.

Он скатывается с меня резко.

Ощущение пустоты там, где только что грело горячее тело, ужасно неприятно.

Кое-как сажусь – это едва получается у меня, так сильно кружится голова. По инерции ещё раз всхлипываю тихо. Спутанные волосы падают на плечи. Я подтягиваю трясущимися руками на место изодранный лиф. Оправляю юбку. Сжимаюсь в комок.

Мне ужасно не нравится и пугает то, что происходит сейчас.

Нервно вытираю слёзы тыльной стороной ладони. Оборачиваюсь.

Фенрир сидит в шаге от меня. Смотрит в пустоту. Руки на согнутых коленях, кисти безвольно висят. Пальцы подрагивают.

Взгляд у него страшный.

Пустой.

Совершенно мёртвый.

Меня это пугает до такой степени, что хочется броситься к нему и обнять. Еле сдерживаю этот порыв. Больше не смотрит на меня, вообще. А потом размыкает плотно сжатые губы, и произносит одно всего слово – с таким трудом, словно выталкивает из себя едва шевелящимся языком:

– Уходи.

– Но... как же...

– Уходи. Я не имел права. Я… убивал за такое.

Молчу в полном шоке.

И он молчит. Так долго, что молчание раздирает мою душу в кровь. Между нами как будто разверзлась бездна – дальше и дальше, и я замерзаю на своём берегу насмерть.

Всё же добавляет ещё несколько слов спустя целую вечность.

– Не бойся. Я… провожу. Барсы тебя не тронут. Ты местная. Буду идти позади. Следить. Но сначала мне надо… чтобы ты ушла подальше. Взять себя в руки. Не сорваться. Я смогу, не бойся. Больше не бойся меня. Теперь… я понял. Почему не мог найти. Так долго. Просто… был не достоин такого подарка судьбы.

– Фенрир!..

– Уходи!! – глухо рычит он, и то, что слышу в его голосе, бьёт меня наотмашь, бьёт прямо в сердце. Это даже не боль это… как предсмертный хрип умирающего человека.