Шрифт:
Да, моим попытки проникнуть своим взором в их сущности так и не давали никаких результатов. Они продолжали быть недосягаемы для меня. Но теперь хотя бы стало понятно, почему, ведь межпространство могущественнее пространства. Это если пространство попадёт в хаос, оно растворится в нём, но не наоборот. А потому и существа, которые способны обитать там, стоят намного выше любого существа в пространстве. И даже то, что они одним только своим присутствием не разрушают этот мир, говорит об их величии. Значит, они сумели придумать способ, как прийти в пространства без их разрушения. Нужно будет найти с ними общий язык, как только они проявят первые признаки возможной коммуникации. А пока я продолжал наблюдать за их поведением и развитием, тщась вызнать всё, что только возможно, о них таким образом. И некоторые закономерности я мог углядеть. Они постоянно пульсировали, словно бы они все – огромные сердца, что качают кровь. Для чего это нужно было, мы не могли понять. Также они делали попытки менять свою форму, однако было видно, что им это давалось очень сложно. Они пытались удлиняться вверх, но как будто бы гравитация постоянно тянула их вниз, из-за чего они пока что могли только быть в виде объёмных луж, которые ползали по округе. Также они осознавали, что я присутствую среди них, потому что то и дело один или несколько приблизятся ко мне и, застыв на месте, стояли, как будто бы разглядывая или даже пытаясь отыскать возможность обратиться ко мне, заговорить со мной. И я старался говорить с ними различными способами, начиная обычными словами, заканчивая вкладыванием своей сущности в их. Таким образом я понял, что зора для них очень и очень губителен, потому что, воздействуя на одного из них своей силой смерти, я тут же уничтожил его. Мгновенно.
Часть 3
До самого рассвета наблюдал я за тем, как они развиваются и пытаются существовать в рамках пространства. И моё предсказание показывало мне, что они сохранят такой медленный темп своего развития. А потому я решил оставить их пока что одних, а сам ринулся в поселение сатлятагов, потому что в этом месте начала твориться магия.
Маленькая деревушка, которая располагалась на границе Гибельной пустоши, выглядела очень уныло. Построек было крайне мало – всего-навсего восемь деревянных изб, подавляющее большинство которых обветшали, покосились и пришли в негодность. Рядом с каждой такой постройкой было распахано поле. Совершенно очевидно, что последние годы своей жизни сатлятаги доживали как фермеры, выращивая себе пищу. Какое жалкое зрелище. Наверное, для чародея нет ничего более позорного, нежели сгинуть, словно обычный человек, прогнуться под тяжестью времени и умереть в бессилии. Но на это их обрекла Амалиила, одна из сакров, что лишний раз свидетельствовало о глубоком и ничтожном падении Святой Империи. В них не было ничего святого. Сейчас же в живых остались всего два рыцаря скорби. И по тому, как непрестанно содрогался эфир в этом месте, можно было сказать, что они оба очень интенсивно пользовались своей магией. Не нужно даже обладать способностью предвидеть будущее, чтобы понять: они сейчас вели сражение. И это в самом деле было так. Двое чародеев, облачённых в чёрные рясы, противостояли одному чёрному воителю, пришедшему к ним из сердца пустыни. Они просили у Тебентила прислать к ним палача, однако лармуд постоянно отказывал им в этом. Но вот ирония, другой палач пришёл по их душу. Но, по всей видимости, Кристополк и его друг желали умереть именно от собратьев.
В руках чёрного рыцаря зла был огромный двуручник, с помощью которого тот пытался сразить их. Но, по всей видимости, тот, кто сотворил воителя, не вложил в него достаточно своей силы, потому что его попытки нанести удар были очень и очень смехотворны, так что даже двое пожилых магов умудрялись предвидеть их, а после – уклониться, из-за чего громоздкий меч либо ударялся оземь, либо рассекал воздух. Неведомое создание как будто было лишено рассудка. Оно не совершало никаких манёвров и не придумывало никаких тактик, а только лишь наносило удары либо сверху вниз, либо справа налево, а после промаха делало один шаг вперёд, чтобы повторить попытку свершить удар. Двое чародеев при этом успевали делать два дела: поразить его магией и также с помощью магии отступить, уходя от удара. Латник же ничего не мог поделать, а потому фиолетовые молнии, потоки лазурного огня и оранжевые лучи беспрепятственно разили громилу. Заглянув в прошлое, я смог понять, что битва эта началась недавно. Однако становилось совершенно очевидно, что два сатлятага уже практически победили своего противника, ведь с каждым попаданием в него магии он становился как будто бы более прозрачным, норовя обратиться в стремительно увядающий дух, как это было в те дни, когда мы только прибыли в это измерение. Тогда лерады у нас на глазах сражали этих чёрных порождений пустыни, из-за чего они исчезали, не оставив после себя и следа. Сейчас, спустя столько времени, было очевидно, что зловещие порождения неведомой силы, стали гораздо крепче, из-за чего даже могущественная магия сатлятагов не могла уничтожить их достаточно быстро. Конечно, это также можно объяснить и тем, что двое престарелых чароплётов с годами утеряли свою магическую силу. Но тем не менее, разряды проклятых молний, потоки ядовитого огня и чистый труктиомэ (он же магия со странным названием – синтез) были не простыми огненными шарами, ледяными иглами или бросками камней, которые использовали новички, только-только ступающие на путь познания чар. Чтобы произвести такие магические эффекты, необходимо великое знание, а также не дюжая сила, что как раз таки показывало могущество этих двух сатлятагов. Мне даже не понадобилось вмешиваться. Я лишь посмотрел со стороны на то, как чародеи в чёрных рясах, повторяя одни и те же движения, умудряются каждый раз делать это по-разному. Так что постепенно чёрный рыцарь стал настолько прозрачным, что последний луч труктиомэ завершил его существование, и я своим взором проводил его никчёмную душу в пустыню, а после двинулся к двоим магам, которые пытались восстановить дыхание после тяжкого для них боя.
Со мной заговорил Кристополк. Его голос, дрожа от старости и усталости, был чистым, не усиленным с помощью магии, как это обычно любят делать местные чародеи, чтобы придать своей речи немного внушительности:
– Наконец-то! Тебентил всё-таки помнит о нас! Славься великий Сакраарх! Но почему только один?
Не дождавшись ответа и даже не обратив внимание на то, что я отличаюсь от всех сатлармов, которых он мог видеть, тут же отвечал:
– Не важно, друг мой. Главное, что ты пришёл. А это значит, что мы можем упокоиться с миром в руках нашего заботливого отца, в его светлейших чертогах, ожидая того дня, когда он поднимет нас из праха. Пойдём. Мы покажем тебе место нашего захоронения.
Он применил на себя магию, чтобы укрепить собственное тело, а после заторопился на юг, туда, где невдалеке виднелся лес. Именно там, под корнями деревьев, воители скорби устроили погост, в котором покоились все, кто раньше практиковали тёмные искусства по указанию Святой Империи. Даже отсюда уже можно было видеть, как многочисленные души взывают ко мне, чтобы я даровал им освобождение. И скоро они получат желаемое.
Целый день мы шли в том направлении. Лес постепенно приближался к нам. Да и мёртвые души взывали всё сильнее. Кристополк, несмотря на свою старость, был сейчас очень живым. И всё дело не только в тех чарах, которыми он придал себе сил. Второй сатлятаг тоже применил на себя магию, чтобы не отставать от своего друга. Однако неугомонный рыцарь скорби постоянно останавливался, чтобы тот не отставал. Вторым слагаемым его силы было то, что он пока ещё не собирался умирать. Он хотел передать в руки своего властелина всех сатлятагов, а уже после этого почить и сам. Иными словами, он сделал всё так, чтобы умереть последним. Было и третье слагаемое. Он – самый первый сатлятаг, самый сильный и опытный, кто впитал в себя очень много магии, а потому она пока что ещё продолжала поддерживать его. На протяжении этого путешествия он не замолкал, сетуя на разные трудности, которые пережили мрачные чародеи. Я всё это молча слушал. Кристополк был спокоен и продолжал свой монолог, когда как его друг с подозрением поглядывал на меня. И однажды тот даже обратился к неугомонному воителю скорби и сказал так, чтобы, как он думал, я ничего не слышал:
– Ты не замечаешь ничего подозрительного в нашем палаче?
Кристополк остановился, оглядел меня, а после отвечал ему:
– Это паранойя, Валантал. Ничего, когда мы будем возрождены, наши умственные способности избавятся от всех дефектов.
– Да нет же. Вспомни: все лерады, с которыми мы имели дела, были неумолкаемыми, так что от них кругом шла голова. А этот уже весь день с нами и ни единого слова не проронил.
– Да брось ты, Валантал. Тебе это зло мерещится везде. Он просто палач. А палачи все такие.
– А ты прям много палачей повидал на своей жизни.
– Конечно много! Я не ты, чурбак нетёсаный!
– Сам ты чурбак! Где ты мог их видеть, если нас всех всё время вместе держали?
– А я, в отличие от тебя, в свободное время книги читал!
– Так и скажи тогда: прочитал о палачах! А то говоришь: видел.
– Это я говорил, что видел? Это ты сказал, что я их много повидал. Я тебе ничего подобного не говорил.
– Говорил!
– Нет, не говорил!
В общем, весь оставшийся путь они только спорили друг с другом. А, когда достигли нужного места, все их разговоры тут же прервались.
Тридцать девять замысловатых надгробий стояли под длинными теням древесных крон. Солнце коснулось горизонта. Тридцать девять душ, очищенных смертью, витали над местами своих захоронений и взирали на меня в безмолвном прошении дать им свободу. Кристополк и Валантал стянули капюшоны, и на дряхлых лицах рисовалась скорбь. Они забыли обо всех распрях и подозрениях, низринули свои лица к могилам и принялись разговаривать с теми, кто не мог их слышать. И тогда я заговорил с ними, впервые за весь этот день: