Много дней провёл я в Озентвалле, изучая людей, их быт, их мышление, а также способы, как приблизить своё поведение к них. Я отбрасывал нечестие, которым они все были заражены, пытаясь сосредотачиваться на том, в чём можно будет им подражать. Это было достаточно продуктивным методом их познания. Таким образом я мог созидать себя как человека, мог понимать великое множество аспектов их жизни, чтобы улучшать свои навыки подражания этим существам. Люди очень сложные, хотя и кажутся самыми ничтожными из народов, которые остались существовать сейчас. Изучение их сущности будет продолжаться ещё очень много времени. Я вступил в местный Орден святого взора и был достаточно радушно принят местными стражниками. Изучая их, я перенял множество качеств, которые необходимы для моей миссии. Конечно, в отношении некоторых аспектов моего поведения у них возникали вопросы, и не со всем они были согласны, а мою мрачность так вовсе считали признаком зарождающегося инакомыслия, но в целом я был принял ими, как свой. Что ж, это показало мне, над чем стоит работать: нужно научиться выражать жизнерадостный настрой ума также на своей мимике.

У меня была обязанность патрулировать определённый участок столицы, а в свободное время я был предоставлен сам себе. В такое время днём я ходил средь людей и старался подражать им. Ночью же сбрасывал маскарад и, скрываясь от посторонних взоров, пребывал в присущем нам одиночестве и безмолвии. В разорад я обратил также некоторых из наиболее достойных лерадов, вместе с которыми я нёс эту службу. Так что разорад мог слышать и видеть всё, что происходило в этом городе. А, когда Маноису удалось обратить в бессмертного одного из лерадов, которые несли службу в крепости фурука, нам открылось всё, что говорится в этих стенах. И стало понятно, что Тебентила, помимо великого множества проблем, беспокоят два вопроса: как им быть с сатлятагами и когда уже придут слухи о том, как ведётся сражение в Гибельной пустоши? Обратив ещё несколько приближённых лармуда-фурука, нам удалось выяснить, что на юго-западе от этой самой Гибельной пустоши располагается поселение, куда были отправлены все члены Ордена чёрной розы. Собрав их всех в одном месте, фурук облегчил таким образом себе задачу. Делами рыцарей скорби занимается один из них – Кристополк. Тебентил сумел подговорить его, чтобы тот нашёл способ лишить сатлятагов их магии в обмен на то, что ему оставят его жизнь и его магические силы, его определят в Орден чародеев и забудут о том, что он когда-то был поборником тьмы. Кристополк изредка держит фурука в курсе дел, направляя управителю западного Сэкроса магические послания, которые принимает местный чародей и расшифровывает их для лармуда. Из-за того, что в крепости фурука достаточно бессмертных, мы не пропустили очередного магического послания от Кристополка. Тем более, что мы легко могли отследить его ещё по эфиру, когда оно приходило к управителю. Таким же образом по эфиру можно было понять, откуда направлено это послание. Так что для нас в тот же миг было открыто место нахождения поселения, в котором, как в рабстве, держат воителей скорби. В том сообщении было сказано, что сатлятаги давно поняли намерения Святой Империи, однако готовы были принять свою участь, иными словами, готовы отказаться от своей магии, прожить свои остатки жизни и умереть. Всё это они объясняли тем, что Амалиила осквернила их тьмой, а потом просто выкинула. Им теперь некуда податься. С таким скверным наследием их никто не примет. А жить без высшей цели хуже смерти. Становиться отступниками они не собираются, а потому готовы были принять гибель из рук своих бывших братьев. Они даже готовы были радушно принять палачей, которые придут к ним и отнимут их жизни. Да, когда лживый свет пытается творить истинную тьму, у него выходит лишь уродство и страдания. Верно сказали сатлятаги, с таким скверным наследием для них нет нигде места. Но Тебентил посчитал это за какую-то уловку и не поверил в искренность их мотивов, готовя не отряд палачей, а воинство искоренителей скверны. Что ж, скверная эта была тьма или праведная, для нас не имеет значение. Смерть и воскрешение исправит всё.

Несмотря на то, что решение, касающееся сатлятагов, было принято уже давно, всё же фурук-лармуд медлил с его исполнением. Приказ Амалиилы, конечно, принимался как приказ от самого Сакраарха, ведь сакры – его наместники. Однако ж, прежде чем вершить их судьбы, он обязан был всё взвесить и определить для самого себя, позволит ли его совесть совершить это убийство. Их судьбы его совсем не волновали. Они пользовались тьмой, а, значит, виновны. Судья-воздаятель (фурук с древнего – судья) стремился убедиться в том, что после расправы над ними ничто не будет отягощать его праведную душу, убедиться, что после этого он сможет продолжить служить своему обожаемому Сакраарху, как прежде. Он ещё тщательнее исследовал Священную Белую Книгу, он чаще приходил в храм и возносил мольбы к своему владыке, прося даровать ему священное откровение и рассудительность, чтобы принять верное решение. Однако постепенно эта проблема отошла на второй план. И повседневные политические вопросы, поднимаемые в столице, увлекли его настолько, что он погрузился в них с головой. Каким бы верным Сакраарху ни старался быть Тебентил, всё же идеализм во всём, что его окружает, был для него на первом месте. А потому порядок и спокойствие в его городе, который служил ему оплотом, были для него превыше всего. Это, кстати, также считается грехом – посвятив всю свою жизнь служению божеству, называя себя поборником святости, быть при всём этом сосредоточенным в первую очередь на себе самом. И можно предположить, будто бы он думает таким образом не о себе, а о благополучии столицы. Но ведь именно, что только столицы, города, в котором он проживает. Он жаждет того, чтобы вокруг него всё было идеально, чтобы его глаз наслаждался полным порядком и красотой. Здесь уже проглядывается намёк на лицеприятие, а также эгоизм, что является вопиющим грехом для того, кто посвятил свою жизнь служению кому бы то ни было. Но всё же, несмотря на стремление к совершенству во всём, Тебентилу не дано было видеть души и мысли, чтобы прозреть, насколько же неидеальны те, кто его окружали, как сильно погружены все жители его столицы в прегрешения. Получается, даже со всем своим стремлением окружить себя непогрешимостью фурук всё равно терпит крах. Да, не было в Озентвалле того, кто поступал бы безупречно. Тогда несложно представить, какие люди проживают в других частях этого мира, если уж здесь, где порядок удерживается сильными руками, не удаётся создать совершенное общество. Это лишь подтверждает одно – человек – сосредоточие скверны. И гнусные дела ему вершить легче, нежели праведные. Только, конечно, если он сам этого не захочет, если он сам не поставит перед собой цель вести праведный образ жизни.

И примером тому был храмовый музыкант. В те дни, когда Тебентил поставил перед собой цель чаще возносить мольбы всеславному протектору всякой святости, его нога практически не покидала столичный храм. А потому он мог слышать, как местный органист, довольно молодой мужчина, извлекал из своего огроменного инструмента дивные звуки, воспроизводя всяческие величественные мелодии. Внушающий трепет гул органа, подхваченный эхом высоченных сводов величественного храма, пробуждал в сердце благоговение. Музыка была настолько живая, что проникала в саму душу и рисовала картины то грозных сражений воинства святости с несметными ратями тьмы, то спокойствие просторов, не тронутых рукой разумных существ, то величие Святой Империи, в которой царят мир и порядок. Да, орган был удивительным инструментом. Но лишь инструментом, когда как его истинную красоту способен раскрыть тот, кто им управляет. Это был незрячий музыкант, которого все зовут Виконт. Будучи облачённым в белую мантию, подобную той, которую носят чародеи Светой Империи, он всегда выглядел ухоженно и опрятно. Хоть и носил он повязку на глазах, всё же в поводыре не имел нужды, ведь за все годы, которые он провёл в этих стенах, эти самые стены были изучены им вдоль и поперёк. Так что он достаточно хорошо ориентироваться в пространстве храма. И лишь в малых деталях ему приходилось прибегать к помощи своих рук, чтобы, например, нащупать место своего сидения, а также ощупать клавиши своего инструмента, чтобы понять, где на клавиатуре он сейчас находится, чтобы начать правильно играть.

– Скажи, Виконт, как тебе удаётся рассказывать такие удивительные истории, когда как ты не мог их видеть?

Музыкант довольно продолжительное время молчал, пытаясь понять, кто я такой. Но, когда это не получилось, ему пришлось смириться с тем, чтобы отвечать незнакомцу, которого он был не в силах принять:

– Я слышал голоса первых сатлармов, не искажённых пороками. Кристально-чистые и ласкающие слух, словно журчание родниковых ручьёв. Они подарили мне истории ранней империи, величественных битв и первых экспансий, когда всё, что делали святые воители, было во имя праведности и света. Потому что они сами были праведными и светлыми. И теперь я делюсь тем, что узнал от них, с теми, кто никогда не был праведен и светел.

– Но в твоих мелодиях заключена и часть твоей души, как будто бы в их рассказы ты вплетаешь ещё и капельку своего.

Чуть помолчав, Виконт отвечал:

– Твои слова очень похожи на слова первых сатлармов, однако сущность иную в тебе я ощущаю.

– Ты слеп. Но видишь больше зрячих. Истинно так: я не сатларм, да и не человек вовсе.

Приумолкнув, я рассмотрел, как на эти слова отреагировал Виконт. Его душа поколебалась. Потому что разумом осознал, что совершает он преступление, разговаривая со мной, ведь в Святой Империи нет места никому, кроме лишь людей. А то, что я признался в своей нечеловечности, ужалило его, словно укол кинжала. Но в то же самое время он ощущал во мне чистоту, которой нет у тех, кто его окружает. А потому его буря в душе начала усмиряться, и он заговорил:

– Святая Империя уже не та, что была раньше. Если уж тот, кто не состоит в ней и не является человеком, более праведен, нежели те, кто по своей природе должны быть такими, то разве может она зваться святой? И потуги мои как-то направить мысли порочных людей в правильное русло бессмысленны.

– Если человек не желает меняться, то и тысяча праведников не смогут побудить его к этому. А ты один возложил на себя миссию изменить тысячу.

– В этих словах прослеживается мудрость тысячелетий, а в душе – праведность первейших сатлармов, но не свет твоя сущность, и не человек ты. Тогда кто же?

Его слова показывали, что он погряз в раздумьях. Читая душу этого человека, словно раскрытую книгу, мы могли увидеть, что в нём нет фанатизма. А потому опыт познания человека мог подсказывать нам, что раскрытие моей сущности возымеет необходимые для нас последствия. Но всё это, опять же, было лишь опытом, а потому узнать наиболее точный исход его реакции было невозможно даже со способностью предвидения. Возможность заглядывать наперёд с помощью зора наиболее действенная только против несовершенных существ. Для того, чтобы предвидеть поведение существ, стоящих выше простых смертных, нужно нечто большее. И этот Виконт был из числа тех, кто стоит выше. После того, как стало понятно, что безмолвие затягивается, зазвучал мой ответ: