Прошло ещё два дня. Ощущение того, что мы ходим по кругу, становилось не просто острым, но буквально очевидным. Ничего не менялось. Мы словно бы попали в ловушку, и враг просто издевается над нами, чтобы как следует вымотать, а уж потом нанести удар. Где-то среди лерадов уже открыто ходил дух недовольства, который стремился перерасти в восстание. Да и я ощущал, что мне уже невмоготу выдерживать эти испытания. Но, как будто бы этого всего мало, нам стали мерещиться какие-то голоса, словно по этой пустоши бродят противники, которых мы не можем видеть, и они переговариваются друг с другом, чтобы постараться взять нас в кольцо и напасть одновременно. Я поднял глаза к небесам, чтобы взмолиться Сакраарху о дополнительных силах, но, увидев спирально скручивающиеся густые чёрные облака, я потерял всякую мысль и всякую веру. Надеяться было больше не на что и не на кого.

Ещё один день остался позади. И вот, первое волнение в наших рядах вспыхнуло. Сначала разразились крики брани, а потом лязгнули мечи, и началось сражение. Группа лерадов, которая обороняла гарнизон, и группа лерадов, которые пришли вместе с улфуруком, начали яростно биться друг с другом. А мы, вместо того чтобы кинуться разнять их, просто стояли и смотрели на это происшествие, как будто бы из наших голов исчезли все мысли. Но, что было самым страшным, это безумие начало распространяться. И я не успел заметить того, как уже был втянут в такую же потасовку. Мы не имели никакой цели. Мы просто со всей ненавистью пытались поразить друг друга. Всё было как в тумане. Разум будто бы погружался в вязкую пучину какого-то морока. И всё происходящее с каждым мигом меньше и меньше напоминало действительность. Но потом пришли они, саткары. Я не заметил, откуда они взялись. Огромные воители, подобно лармудам с ног до головы покрытые бронёй. Только если латы наших воздаятелей – это свет и святость, в котором отражается лик дневного светила, то доспехи врага – это тьма и скверна, такие же чернючие, как непроницаемая ночная бездна. Они все были усеяны шипами, большими и малыми, в их руках были различные извращённые оружия, которые не просто отнимали жизни, но причиняли неимоверные мучения и страдания. Они спокойно ходили меж нами и косили всех подряд, словно фермер сорняки на своём огороде. Я с трепетом поглядывал на этих огромных чёрных врагов, которые орудовали пока что-то где-то в стороне от меня. Я не мог отвлечься, потому что сам вынужден был противостоять обезумевшему собрату. Из головы бежала всякая мысль, и я даже не подумал, чтобы постараться остановить это бой, сражался, как заведённый. И так продолжалось какое-то время, пока нас не разнял один из лармудов. Громила, по всей видимости, не утерял своего здравомыслия. Когда наш бой завершился, его могущественный голос приказал нам перестать впускать в себя вражий морок, а помогать ему пробуждать остальных воителей. От его слов у меня на душе посветлело. И мысли вернулись на место. Воистину, лармуды – наполовину нимкары. И мы принялись ходить и старались пробуждать остальных от морока, пытались унять бурю их негодования и вражды. Но у меня это не совсем хорошо получалось. А тем временем чёрные враги продолжали отнимать жизни, шаг за шагом приближаясь ко мне. Подобно грозным воздаятелям, которые несли своим присутствием аура надежды, эти скверные отродья одним своим присутствием угашали весь наш дух. И вот, когда они стали совсем близко, я мог разглядеть их как следует. Да, это были саткары. В проёме их не совсем глухих шлемов можно было увидеть пламенные зрачки и красную кожу. Но это отнюдь никак не приблизило миг победы. Даже наоборот, селило ещё меньше уверенности в не то, чтобы в победе, но даже просто в том, что мы переживём этот бой. А так оно и было – приблизительно половина от воинства, которое повёл наш улфурук, было убито. И вот, на моих глазах этот саткар убивает лармуда. Всего два удара ему понадобилось, чтобы сразить самого сильного воителя: первый бил наотмашь для того, чтобы вывести моего собрата из равновесия, а второй – колющий, чтобы проделать брешь в латах и убить. Это было страшным зрелищем. Но то, что было дальше, бросило меня в холодный пот – он забрал его душу. Саткар вытянул вторую руку, и белоснежная сущность перешла от лармуда к нему. Издав глухой рык удовольствия, он глянул в мою сторону. Я весь затрясся от ужаса, а потом сам не понял, откуда взялись эти силы, но я повернул назад и устремился туда, откуда мы и шли. Однако этот прилив сил был кратковременным, потому что не успел я далеко отбежать от бранного поля, где гибли сатлармы, как силы покинули меня настолько, что я даже идти нормально не мог – что было сил плёлся вперёд, то ускоряясь, то приостанавливаясь, много раз падая, но всегда поднимаясь и продолжая движение. Мне нужно было спастись, я обязан был живым покинуть это место, чтобы рассказать фурукам об этой ловушке. Вскоре я заметил впереди недалеко от меня три белые фигуры. Из-за сильной усталости мои глаза начали плохо видеть, а потому я не мог их разглядеть, как следует. Но подумал, что это были свои. Собрав все силы в кулак, я устремился к ним и пытался кричать, призывая их себе. И да, они двинулись ко мне. Однако в тот миг, как мы встретились, я понял, что эти трое были белы не от того, что носили на себе доспехи и одеяния Святой Империи. Меч Загриса лишил меня жизни, а сила Вехойтиса обратила меня в одного из них. И теперь я – Осмаис. Разорад.

Они считают себя светом, непогрешимым и праведным. Однако дела их говорят о совершенно ином. История Осмаиса была изложена здесь кратко, но тем не менее, из неё видно, какой образ жизни вёл этот сатларм. Такими же делами занимались все лерады. Они вели праздную жизнь и нарушали свои же законы постоянно, каждый миг своей жизни. И хоть в какой-то период своего служения этот лерад и осознал всю низость, всю ничтожность своего существования, а после отринул его, всё же грех вернулся к нему, так что он не смог удержаться и пустился по старому пути, который был проторен им уже давно. Всё это показывает, что человек, даже будучи подвержен силе, как они говорят, света и святости, не способен побороть свои грехи. Многое влияет на его мысли и желания, продолжая формировать его взгляды. И нечестие укореняется в них. Так свет обращается в непроглядную тьму. Как сказал Осмаис, лармуды славятся своей излишней праведностью. Они настолько преуспели в своём фанатизме, что считают себя воплощением закона. Да, их души, пропитанные светом и законом Сакраарха, в самом деле, более склонны к соблюдению чистоты и святости. Но их взоры устремлены на других. Они высматривают намёки на нечестие в делах и мыслях ближних, хотя не могут проникать в чужие разумы и распознавать намерения. Они уже не могут пройти мимо кого-нибудь, чтобы не преподнести какого-то урока и не понудить свершить какое-то действие из законов Священной Белок Книги. Они могли потребовать у человека пасть на колени и взмолиться к великому протектору. Они могли попросить процитировать конкретное место из закона Сакраарха. Они могли потребовать у кого-нибудь подойти к другому человеку и призвать к покаянию. Таким образом воители воздаяния думали, что оберегают других от тёмных мыслей и дел, что они заботятся о нравственном благополучии своего народа, когда как только лишний раз добавляют в их души презрения к самим себе. Лармуды считали себя всевидящими, однако не видели самого простого – что их методы воспитания недейственны. Чародеи были пока что праведнее всех. Но это лишь потому, что они ещё не обжились в Святой Империи. Как рассказывал Осмаис, на них все люди поглядывали с опаской, всякий раз ожидая подвоха. А потому, будучи ещё под подозрением, они чувствовали себя ущемлённо. А это приводит к тому, что они стараются вымерять каждый шаг, следить за каждым своим словом, чтобы убедить сатлармов в том, что они преданы империи. Как они поведут себя, когда все признают их? Останутся праведными или же погрузятся в грехи, как и все, кто их окружает? Об это стоит судить позднее. И наиболее праведными среди этих служителей лживого света были сатлятаги. Их души были спокойны. Да, все окружающие смотрели на них с ещё большим подозрением, чем на орден чародеев, однако это не ущемляло души рыцарей скорби. Они поступали праведно не потому, что хотели снискать благоволение всех остальных, ведь каждый сатлятаг понимал, что его никогда не признают своим, а потому что был таким сам – праведным и чистым. Откровенно говоря, им было не место тут, среди этих поборников света, которые только лишь прикидываются святыми, но на самом деле их пронзает множество грехов.

Итак, поход в сердце пустыни обернулся провалом. Сатлармы не были готовы к тому, что их там ожидало. Никто не выжил, чтобы прийти и рассказать об этом. Два из трёх гарнизонов были сокрушены, множество воителей было принесено в жертву неведомому существу, обитающему в пустыне, и обычный народ остался без защиты перед чудовищами, которые исходили оттуда. Морок проклятья не позволил лармудам собраться с силами, чтобы дать отпор, не позволил чародеям сосредоточиться, чтобы начать применять свою магию, не позволил лерадам обратить свои мечи и щиты против чёрных рыцарей. Как только они ступили в пределы этой осквернённой зоны, сила хозяина пустыни начала воздействовать на них, и они уже были обречены на поражение.

Но мир ещё не скоро осознал это. Фурук-лармуд Тебентил, который правил из Озентвалла западной частью этой колонии, был занят продумыванием программы по воспитанию населения. Он хотел возвести монументы Сакраарха, чтобы два раза в день всё население западного Сэкроса собиралось подле этого монумента и возносило мольбы своему всеславному и непревзойдённому протектору всякой святости. Также на его плечи был возложен груз ответственности по принятию решения в отношении Ордена чёрной розы. От Амалиилы пришёл указ, что воители скорби больше не должны служить в Святой Империи. А Тебентилу нужно было, полагаясь на свою праведность, решить, как с ними быть. Лармуд понимал, что самый лучший способ избавиться от них – это лишить жизни, однако его праведность и знание законов Святой Белой Книги не позволяли ему просто убить их. Вот он и пытался отыскивать эти самые способы, как исполнить повеление владычицы, а также не замарать свои руки. Фурук-лерад Обатил проживал в Манолге, и ему было доверено управлять всей восточной частью этого государства. И основным его занятием были кутежи и попойки. А, когда у него образовывалось свободное время, он занимался делами политики. Ни первый, ни второй фуруки не знали о том, как прошло вторжение в сердце проклятой пустыни. Каждый занимался своими делами и был увлечён ими настолько, что совсем уж позабыли об этом происшествии. А вспомнили только лишь тогда, когда спустя год из окраин стали приходить извести о нашествии чудовищ. Но к тому времени менять что-то было уже поздно. И пустыня разрослась, и порождения зла укрепились в своей силе.

Часть 2

Рыжие пески, отравленные могучей силой, похоронили под собой Дилинволь, оставив лишь упоминания о существовании этого оплота. Эзетив, который расположен на севере от Пустыни смерти, тоже пустовал, но пески пока что не достигли его, и оставленная застава была вечным напоминанием о поражении святого воинства. На западе от жутких песков располагался Таквонд, третий авангард сатлармов, который был призвал сдерживать натиск сил противника. Раньше на него довольно часто нападали эти саткары, закованные в чёрные шипастые латы, но теперь, когда воинства других двух защитных постов были стёрты с лица земли, Таквонд перестал терпеть набеги, ведь могучий некто направил своих тёмных рыцарей в другие места, чтобы они беспрепятственно проникали в города и селения сатлармов и убивали всякого, кому не посчастливится повстречаться с ними.

И, как будто бы всего этого мало, Святая Империя в этом мире подвергалась нападению снутри, так что население городов терзали другие две напасти. Первыми были еретики. Из-за того, что количество лармудов было невелико, так что некому было следить за нравственным состоянием людей, начали появляться те, кто несут не истину о Сакраархе, а скверну о некоем Аббароне. Имя явно саткарское. Эти люди ничем не отличались от остальных. Ими могли быть как простые жители, так и лерады. Своими вкрадчивыми и лестными речами они проводили ересь своего господина Аббарона и внушали другим новый образ жизни, который шёл вразрез с образом жизни в Святой Империи. Они умудрялись склонять на свою сторону даже неосторожных лерадов. Так что количество приверженцев абборонопоклонников постепенно возрастало. К этому их также подталкивала вторая напасть, которая завелась после поражения двух авангардов в Гибельной пустоши – чёрные книги, которые невзначай появлялись в домах людей и могли совращать души неосторожных. Чёрными они назывались не за свой внешний вид, а за своё содержание. В них хранились скверные знания, которые могли дать тому, кто станет их практиковать, власть над потусторонними силами. Эти книги могли быть неприметными и совершенно никак не отличаться от других книг, которые могли хранить у себя жители этого мира. А потому ни у кого не было даже возможности как-то узнать о том, что это чёрная книга, только если не начать её читать. Но люди верили, что достаточно всего лишь начать вчитываться в одну из них, как запретные знания заберутся в голову и начнут изменять мышление так, что человек становится порождением скверны, и это уже никак нельзя будет изменить. Такого нужно лишь предавать суду, а после изолировать от общества.

Однако всё это было придумано гораздо позднее. Пока фуруки не знали о поражении в пустыне, эта скверна постепенно проникала в дома и умы простых людей и лерадов, бесповоротно обращая их от света Сакраарха ко тьме Аббарона. А в одном из городов так вовсе обращённым в новую веру оказался местный священник, из-за чего храм великого протектора был переделан под церковь Аббарона, куда приходили простые люди, а также лерады, чтобы восславить огненного владыку. И деревушка Кессвен постепенно обратилась рассадником этой скверны. Так что туда стекались все, кто хотел приобщиться к милости нового господина.