Но всё-таки посвящение в сатлармы не было пустым звуком или простой формальностью. Сатлармы, прошедшие обряд посвящения, и в самом деле, получают какую-то силу из светлого источника. Они сильны физически, никогда не старятся и обретают что-то на подобии духовного взора, который позволял им видеть больше, чем это дано обычным людям. Но не на столько, чтобы прозревать мысли и сущности. Скорее всего, сатлармы ощущают, когда стоящий перед ними говорит истину или пытается лгать. Но Виконт не пользовался полным спектром возможностей, который он получал от своей новой сущности. А потому он был очень сильно сосредоточен на том, что мог. Истинное зрение помогало ему кое-как ориентироваться в вечной тьме. Но со временем он стал замечать, что этот дар Сакраарха как будто бы раскрывался с новой стороны. Нет, он всё также не мог ничего видеть и довольно сложно ориентировался в пространстве. Но теперь он мог прозревать сущность тех, кто приходил с ним разговаривать. И он стал понимать, что, как одна личность отличается от другой, так и один сатларм не похож на другого. Все они разные и у них разная степень веры в Сакраарха. Но также он видел, что были целые поколения тех, в ком веры было очень мало. Меж ними, то есть теми, кто был сатлармом уже давно, и теми, кто обрёл величие в стенах Святой Империи недавно, пропасть в вере была особенно очевидна. Вторые были очень далеки от своего владыки, первые продолжали уповать на него. И, как следствие, такие, разговаривая с Виконтом о свете, чистоте и праведности, говорили очень много лжи. Да, все они хорошо знали законы Святой Белой Книги и могли цитировать её по памяти, однако Виконт видел, что каждый из них не соответствует ей целиком. В отношении одного легче сказать, в чём он соответствует закону, в отношении другого – наоборот, было проще перечислить то, в чём ему нужно улучшиться. Но ясно было одно – Святая Империя теряла свою святость. Все лерады и лармуды были уже не такими рьяным воителями света, какими они хотели быть. И лишь единожды Виконт разговаривал с истинным сатлармом, который всецело соответствовал критериям, описанным в Священной Белой Книге. Он на всю жизнь запомнил его имя – Гериат. Он вручил Виконту очень важное изделие кузнечного ремесла, так как этот сатларм был мастером в этом деле – латные перчатки. Но не обычные. В них была вложена какая-то сила. Обычное изделие будет тяжёлым, а эти – невесомые. Обычные обеспечат бронёй, но лишат возможности ощущать прикосновения. Эти же превращали любое прикосновение в такой набор ощущений, что теперь Виконт мог буквально видеть своими руками округу. Из-за того, что раньше этот человек увлекался игрой на фортепьяно, ему быстро нашли новое поприще в рядах святого народа – органист в храме. С тех пор он на протяжении множества десятилетий исполняет известные композиции, а то и вовсе сочиняет их сам. Он постоянно менял место своего жительства. Сначала в рамках одного измерения, а после уже стал путешествовать и по другим, чтобы, как говорит сам Виконт, развивать свою способность ориентироваться в пространстве, а не привыкать к нему и ходить по заученным маршрутам. С каждым разом привыкание происходит всё быстрее и быстрее. Здесь, в колонии Сэкроса, он прослужил порядка 5 лет, и уже хорошо изучил, нет, не свой храм. Это он сделал в первую половину года. Но свой город – настолько хорош артефакт Гериата. Но теперь эти перчатки – лишь напоминание о прошлых днях, потому что, обратившись в разорад, он не только вернул способность видеть, но получил гораздо больше этого.

Мрачные симфонии, которые звучали в храме Озентвалла, несли с собой частицы истинной тьмы, а потому всякий, кто приходил сюда по своим делам, впускал в себя эту самую тьму, которая призвана заполнить их умы и вытеснить скверное мышление. Это был своего рода эксперимент, возможно ли очистить разум человека от ничтожных потребностей, которые он взрастил в себе на протяжении всей своей жизни. Забегая наперёд, скажу сразу, что эксперимент окончился неудачей. Даже воздействуя на сокрытые глубины мышления человека, куда он сам никак не мог добраться, мы никого не смогли изменить. Пока человек не захочет сам что-то менять, всякое воздействие извне будет бессмысленным. А потому Сакраарх поступил очень мудро, издав Священную Белую Книгу, в которой изложил все законы в своей империи. Тот, кто жаждет быть сатлармом, станет вчитываться в это послание, примется изучать его, докапываться до глубин. А, поняв, постарается применить. Применив, увидит пользу, запомнит и продолжит применять. Только лишь так человек сможет поменять своё мышление, только лишь это поспособствует его очищению. Пусть хоть перед ним свершится великое чудо, путь хоть его жизни будет угрожать опасность, пусть хоть его заставят поступать иначе – всё это, если и поможет, то лишь временно. Пройдут сроки, чудо забудется, и всё вернётся на круги своя. Исчезнет угроза жизни – и он снова возьмётся за старое. Чужая власть отступит, но урок так и не будет усвоен, цель так и не будет достигнута. Человек должен только лишь сам попробовать, понять и захотеть. Только лишь тогда будут предприняты хоть какие-то изменения. Но всякого, кто не будет пытаться пробовать, понимать и желать, ожидает гибель и забвение.

В это время некоторые из бессмертных Озентвалла переселяются в другие города западного Сэкроса. Они селятся там и пытаются отыскивать других достойных людей, кого можно обратить в бессмертных. Вместе с тем в отдалённых селениях, расположенных на самом юге, происходят набеги чудовищных рыцарей. Пока что лерадам удаётся их сдерживать, однако они вынуждены признать, что борьба с ними с каждым разом даётся всё сложнее и сложнее, о чём они непрестанно шлют оповещения в столицу. Да, Тебентила всё чаще посещают сомнения по поводу того, что авангарды сумели победить в Гибельной пустоши. Натиск, и в самом деле, постепенно усиливается, как будто бы порождения пустыни обретают больше силы. И с каждым новым натиском их броня всё крепче, а удары всё мощнее. Улфуруки боятся, как бы не случилось так, что однажды к ним заявится такой враг, которого они одолеть уже не смогут. Фурук-лармуд пребывал в немилости из-за того, какие донесения к нему приходят, потому что это не позволяет ему сосредоточиться на чём-то одном. А вся проблема заключается лишь в малом – советники. Лармуд привык брать все удары на себя. Вот и сейчас он предполагает, что должен разбираться со всем сам. Ему советовали разделить с кем-нибудь свою власть, чтобы не бороться с проблемами в одиночку. Однако он не желает этого делать. Хотя сам тут же негодует по поводу того, что его буквально завалили горами проблем.

Таким образом прошёл целый год. Фурук Озентвалла так и не продвигался с делом о сатлятага, продолжал негодовать по поводу новых донесений из отдалённых поселений, а также оставался в неведении о том, как закончилось сражение в Гибельной пустоши. Точнее, Кристополк уже начал сообщать о том, что первые воители скорби стали умирать от старости, и участия Тебентила уже не требовалось в этом деле. Так как экспансия этого мира продолжалась, начали возводиться новые поселения. Точнее же, делались попытки возводить новые поселения. Как только чародеи со строителями приступали к сотворению первых построек, из сердца пустыни являлись чёрные рыцари, а после расстраивали все планы Святой Империи. Ответственные за строительство взывали к своему фуруку о том, чтобы тот выслал охрану, однако лармуд ничего не предпринимал по этому поводу, ссылаясь на то, что у него полно и других забот, которые требовали срочного разбирательства. И, если говорить честно, о главном сражении вообще никто не вспоминал, потому что и так было очевидно: воинство святых воителей потерпело поражение. И хоть фурук не смирился с этой мыслью, поклявшись самому себе, чтобы обязательно расследует это дело, как того требовал закон Священной Белой Книги, к этому вопросу он лишь возвращался в собственных мыслях. Занятость местными и, честно говоря, не столь важными проблемами несла некое удовлетворение для его мятежной души, алчущей праведности, когда как вопросы, которые требовали немедленного решения, простаивали, решаясь, по сути, сами собой. К примеру, за этот год чародеи по его приказанию возвели великое множество изваяний Сакраарха по всему городу, а также некие святые места покоя, которые представляли из себя веранды со скамьями, что расположены с четырёх сторон прямоугольного монолита. На нём были выгравированы отрывки из Священной Белой Книги, чтобы люди, приходя в это место, могли не только насладиться отдыхом, но и приобщиться к мудрости владыки.

В ночь с 18 на 19 иттала, когда луна была почти что в полной фазе, увеличивая могущество зора во много раз, каждый, кто в этот миг не спал, мог наблюдать довольно необычное явление – на западе с небес на землю далеко за пределами территории, которую пока что успели освоить сатлармы, упал какой-то необычный предмет. Пролетев немного параллельно горизонту, он сделал довольно резкий крен и полетел почти что перпендикулярно, со всей скоростью вонзившись в плоть земли. Конечно, простые люди, да и сатлармы не придали этому никакого значения, ведь далее не последовало никаких необычных событий: не содрогнулось подножие земли, не произошло никакой ослепительной вспышки. Но, глядя на всё это своим всепрозревающим взором, мы видели, что таким образом в этот мир явились иные существа. Наша сила смогла предвидеть их пришествие, однако знаний о том, кто же это, она не дала. А потому возникла необходимость явиться на то место, где пришельцы соизволили приземлиться, чтобы разузнать о цели их визита.

Посреди тёмного и глухого леса из земли, чуть наклонившись на север, торчала высокая башня. Вершина её, как и основание, представляла из себя остроугольный наконечник, подобный наконечнику стрелы. Только если сверху он смотрел в небеса и оттого был прекрасно виден, то внизу он уходил в землю, так что физическим взором его видеть было нельзя. Получается, эта конструкция представляла из себя сильно вытянутый прямоугольный параллелепипед, концы которого были четырёхугольными пирамидами. Но из-за того, что один из концов скрывался под землёй, создавалось впечатление, будто бы это накренившаяся башня с остроугольный крышей. Более того, это была не физическая конструкция, какую могли возвести те же сатлармы, потому что, в отличие от обычных построек, та, которую я лицезрел в тот миг, стала меняться, выравнивая своё положение. Но и это она делала вопреки законам мирозданья. Как будто бы она была не физического происхождения, постоянно искажаясь, а также извиваясь, подобно волнам, которые разбегаются по водной глади от броска камня. Постепенно таким образом её положение поменялось так, что она стала глядеть ровно в зенит, напоминая теперь самые обычные постройки. Я пытался взирать на неё своими глазами, силясь понять, что это такое и как оно устроено. Однако ничего не помогало. Для разорада не было ничего невозможного, однако ж в этот миг происходило самое невозможное. Мы не видели ничего. Моими глазами сейчас смотрели все бессмертные, предоставляя мне свои способности и знания, чтобы проникнуть в таинство этой конструкции. Но ничего не помогало. Ничего, кроме лишь предсказания будущего. Зора показывал, что вскоре эта башня начнёт извергать из себя тех, кто прибыли сюда на этом устройстве. И видения предсказывали то, что невозможно описать. Более того, когда настал миг гостям этого мира явить себя, мой взор всё равно не мог объять их сущность, как словно они были гораздо-гораздо больше нас, как будто бы они стояли на одну, если не больше, ступень развития выше разорада.

Их тела были сотканы из хаоса, того самого, что пролегает за пределами пространств. Но только если тот хаос не был ни живым, ни мёртвым, ни разумным, ни безумным, этот же имел движение и направленность, что свидетельствовало о наличии хотя бы уж примитивного разума. Как будто бы какие-то части межпространства вдруг обрели сознание и решили пуститься сюда, в миры. И это было наивеличайшим парадоксом, потому что всем известно, что даже мельчайшая частица межпространства не может существовать в пространстве. Она будет настолько нестабильной, что устремится заполонить собой всё, весь этот мир, все планеты, все звёздные системы, все галактики, всю вселенную, обратив пригодное для жизни место в хаос, не отличимый от всего остального. Но здесь мы видим совершенно иное, парадокс – хаос межпространства существует в пространстве. И ошибки никакой быть не может. Всё, что известно на сегодняшний день о серединном пространстве, сейчас присутствует здесь, внутри этих самых существ. Хотя можно ли назвать их существами? Искать способы взаимодействовать с ними было пока что рано, ведь ещё можно продолжать узнавать о них из обычного наблюдения. И с первых же мгновений стало понятно, что им также необходимо было время для того, чтобы научиться жить в новых условиях.

Их тела были бесформенными. Просто медленно перемещающиеся сгустки хаотично бурлящего пространства. Можно подумать, что они просто бесцельно кружатся на месте. И да, они кружились, но не бесцельно – таким образом они старались приноровиться к тому, как перемещаться в рамках пространства. Кто знает, какие законы мирозданья действуют в межпространстве? И есть ли эти законы там? Во всяком случае, сейчас те, кто никогда не существовали в пространстве, пытались это делать. И получалось это у них довольно успешно. Не успело ночное светило достаточно уйти от своего первоначального положения, как эти сгустки обретали направление и стали совершать простые манёвры. Например, обходить деревья, а не просачиваться сквозь них. Например, останавливаться и менять направление. Но было заметно, что, когда они останавливались и стояли какое-то время неподвижно, их размер уменьшался. Но, стоило им только продолжить движение, как они возвращались в обычное состояние. Также я увидел, что у них было коллективное мышление, ведь, поняв, что бездействие губительно влияет на них, они решили проверить, что будет, если продолжать стоять во что бы то ни стало. Но вместо того, чтобы начать проверять это всем вместе, они избрали одного из них, и он стал уменьшаться до тех пор, пока не перестал существовать. Да, именно так. На том месте, в котором пришелец из межпространства стоял до конца, не было ничего. И он потом не возродился нигде. Их как было девять после гибели десятого, так и осталось. Впервые мы увидели столь необычное явление – межпространство было поглощено пространством.