– Адар, я ведь прав? Странный торговец, предлагающий странные товары по странной цене.

Адар ему отвечал, и его голос был благороден, статен и могуч, словно это он – фурук, а Обатил – тот самый торговец:

– Всё верно. И я предстал перед тобой, чтобы продемонстрировать то, что я могу предложить Святой Империи. Скажу сразу: всё, что я могу предложить тебе, сотворено без использования магии. Слияние кузнечного дела и технологий.

– Твои слова звучат необычно. Что ж, мне уже не терпится увидеть чудеса без магии. Приступай.

Адар запустил руку под покрывало своей повозки, а после извлёк оттуда шлем, который на вид был самым обычным доспехом, что носили все лерады. Но продавец не торопился надевать его. Оставив его лежать в своих руках, он заговорил:

– Кто не мечтал выиграть сражение, ещё даже не достав меч из своих ножен? Какой искусный воин упустит возможность понизить мораль противника, чтобы его можно было легче сразить? Страх – очень сильный помощник на поле боя. Подкреплённый силой света, он становится вторым мечом в руках лерадов. Но как обычный воитель может нагнать жуть на тех, против кого он сражается? Ведь наши враги – это чудовища, чей облик внушает страх как раз таки нам. У меня в руках шлем, который может поменять могучую стать щитника на звериную прыть жуткого зверя. И я собирают тебе это продемонстрировать, фурук. А потому приготовься, ведь увиденное тобою, может напугать тебя.

Сказав это, он стал медленно воздвигать свой шлем на себя, чтобы у Обатила было время собрать всю волю в кулак. И в тот миг, как доспех коснулся макушки Адара, фурук даже вздрогнул, ведь торговец в кожаной одежде в один миг обернулся страшным сик’хайем-зарькилом, чья скалящаяся пасть обнажала сплошные клыки, а жуткие жёлтые глаза вперились в Обатила. Кожа была жёлто-зелёного цвета, позади находился хвост, который медленно покачивался из стороны в сторону. Управитель не выдержал этого взгляда и отвернулся, говоря:

– Достаточно, убери это жуткое обличие.

Шлем последовал обратно в руки, и торговец снова стал человеком. Один из лерадов, которые располагались в главном холле дворца, даже с облегчением выдохнул. Адар, поменяв шлем, заговорил:

– А вот моё другое изобретение. Этот…

Обатил его перебил:

– И ты хочешь сказать: то, что мы все сейчас только что видели, происходит без единой магии? Прям нет даже незначительной капельки, как вы там это называете, кефира?

– Всё так. При помощи кузнечного дела я придал форму…

– Ложь! Такого невозможно добиться одним только кузнечным ремеслом! Если бы это было так, то доспехи нам повали такие же чудовища, каких ты показал мне только что! А это значит, что ты пытаешься скрыть от меня правду. Более того, я думаю, ты пришёл, чтобы осмотреть мои земли и вызнать слабые места в моей империи. Славные лерады, схватить его и отвести в казематы. А я пока поищу орудия пыток, а то они куда-то подевались.

Но Адар лишь сказал:

– Очень жаль видеть, как некогда славная Святая Империя пала настолько низко, что нетерпимость и лицеприятие стали неотъемлемой частью вашего общества.

Фурук хотел что-то ответить ему, однако Адар в тот же миг исчез, как будто бы его и не было никогда тут. Даже повозка куда-то подевалась. Все лерады растерялись. А управитель разразился бранью и стал кричать, чтобы они бросились в погоню за ним, потому что он не мог уйти далеко. Стражники, конечно, поспешили исполнить приказание своего господина, однако это было напрасно, потому что торговца уже не было в этом мире.

Сила истинных проклятий зависит не от силы чародея, а от множества других факторов. Например, насколько сильными были чувства того, кто производил проклятья. Яростный, отчаявшийся, преисполненный горя и ненависти проклинатель призовёт целое бедствие в отличие от хладнокровного и расчётливого убийцы, который из практичных соображений желает ослабить жертву перед тем, как её уничтожить. Но силу может дать ещё и одержимость. Чем сильнее производящий проклятье одержим какой-то идеей, тем больше силы он вложит в свою магию. А если великое множество одержимых творит одно и то же проклятье? Мощь таких чар будет непостижима. Прибавить ещё к этому человеческие жертвоприношения с предварительными истязаниями, можно получить на выходе огромную силу. Нет, сатлармы и чародеи Святой Империи ничего не смыслят в этом. Может, когда рядом с ними будет твориться чародейское проклятье, они поймут это, почувствуют и обязательно обратят внимание. Но то, что я описал, происходило в Кессвене, в этом рассаднике скверны и отступничества. Надо сказать, жители деревни ещё с самого основания готовились к этому дню, когда они произведут огромное жертвоприношение и вложат в свой ритуал весь свой фанатизм. И вот, их приготовления подходят к концу. Последний паломник, пришедший в Манолг, чтобы обратить в свою веру последних претендентов на путь служения Аббарону, покидает стены этого города, возвращаясь в Кессвен. За ним по этому пути, прославляя владыку вечного пламени, идут ещё пятеро, кого он завербовал. С собой в дорогу они упаковали кое-какие съестные припасы и, делая привалы, дважды ночуя в открытом поле, они всё-таки пребывают в это место. Добродушный лерад, стоящий возле врат, любезно встречает вернувшегося брата объятьями и добрыми словами, а после знакомится с теми, кто последовали за ним. Войдя на порог этого поселения, они впустили в себя ауру ереси, так что последние крупицы сомнений выветрились из их голов, и они полностью обратились рабами огненного господина. Поселение ничем не отличалось от всех остальных, только людей было необычайно много. Но и деревня большая, под стать городу, только дома деревянные. Вокруг все пребывают в приподнятом настроении. К слову, они здесь всегда в таком состоянии. И это может показаться хорошим знаком – знаком того, что живётся здесь всем прекрасно. Однако, если присмотреться, то можно заметить еле проступающие признаки безумия. Их радость не искренняя, а улыбки фальшивые. Но никто этого не замечает, потому что всеми правит не здравый смысл, а этот тяжкий дух, что повис над Кессвеном. Видно было, что гнетущая аура одержимости подпитывается отсюда, из этих домов. Но всё-таки больший объём силы исходит из центра пустыни. Узнику могущественной темницы угодно, чтобы эти людишки делали то, что он задумал. Молодой паломник ведёт пятерых к другому лераду, который располагается близ храма-ратуши. Они снова встречают друг друга объятьями, молодой человек представляет ему трёх женщин, одного мужчину и одного юношу. Лерад со всеми знакомится, а после уводит их за собой, чтобы разместить в одном из домов. Паломник входит в храм, где его уже поджидает пожилой улфурук-священник. Не отрывая своего взора от монумента саткара, он произносит, громко и отчётливо, так что юноша его хорошо слышит, несмотря на то, что его голос дрожит от усилия:

– Бекард, мальчик мой, а вот и ты.

– Да осветит его негаснущий свет твой путь, Малендил!
– выпалил на одном дыхании юноша.

– Завершено, - торжественно произнёс старик, - Последний посланник Аббарона вернулся из своего путешествия. А это значит, что можно приступать к великому празднеству.

В голосе Бекарда зазвучала сокрытая радость:

– Это означает, что он скоро придёт?

– Именно так, возлюбленное моё дитя. И как же я рад, что он дал мне сил, чтобы я дожил до этого дня. Пойди на улицу Багрового раскола и войди в дом номер 17. Спроси там Колентеила, возлюбленного дитя Аббарона, которого наш господин выбрал для того, чтобы стать глашатаем начала великого празднества. Сообщи ему, что месса завершилась. Все ранние плоды собраны, и можно приступать к великому дню освобождения. А мы будем ожидать указаний нашего славного властелина через него.

Бекард именно так и сделал. Придя в указанный дом, он обнаружил там лерада, того самого, кто сумел сделать одержимым почти что весь Таквонд и отправить многих из тех, кто там жил, на съедение чёрным рыцарям в сердце Проклятой пустыни. Услышав это, лерад очень мягко и по-доброму отвечал юноше:

– Да, я знаю, мой друг, ведь он сообщил мне, что ты прибыл, так что я отдал распоряжение своим домашним, и они уже пошли по домам, чтобы объявит о завтрашнем празднике.

– Праздник освобождения состоится завтра?