Потоки сущности повелителя желаний тут же покинули тела людей. Да, ему достаточно долго приходилось распределяться по их разумам, но вот выбраться из них потребовало лишь пару мгновений. Точкой своего образования он выбрал пустынную равнину, наверняка надеясь на то, что ему удастся сбежать. Да, Терваигон разительно отличался от двух других тирфов, которых мы уже победили. Его сущность была настолько велика, что образовалось целых восемь рубежей его защиты. Но и каждая броня сущности была необычной. У Майваона с Устиладоном они произрастали из отдельных частей его души. У этого исполнителя желаний все его сущности произрастали из всей души. Образно говоря, они крепились на гораздо большей площади его личности. Обычное сражение с ним будет довольно-таки затруднительным делом. Для победы над ним потребуется трое или четверо, потому что это может означать, что его барьеры будут очень быстро восстанавливаться. И для удержания их в разрушенном состоянии потребуется больше усилий. Но это всё стало возможно только лишь благодаря экспериментам, проведённым над ним. Сейчас же, нажравшись людскими желаниями, он укрепил свои способности. А потому, образовавшись в этом мире, он первым делом попытался сбежать. В общем-то ход был довольно-таки разумный, ведь только упёртый фанатик будет полагать, что в этой битве у него ещё остались шансы как-то победить. Терваигон взял от этого сражения всё, что только можно было, и теперь с избытком сил он может уйти отсюда последним. Фисталуон покинул их, всё воинство саткаров разбито, остались только лишь разрозненные группки краснокожих отродий Хора, с которыми ничего не получится организовать. Однако пентаграмма, которую он образовал перед собой, в тот же миг обзавелась символами сдерживания, что, конечно же, не позволило огненному переходу даже образоваться здесь. Устиладонис был тут. В обличии тении Пустоты он ожидал саткара на этом месте. А потому не позволил огненному порождению покинуть этот мир. Тирф не паниковал. Конечно, он удивился в своей душе, откуда ж у нас такая мощь, что не даёт ему уйти отсюда, но не трепетал. А потому в его следующих словах была слышна сила и достоинство, а не насмешка, которая скрывает за собой слабость:

– Должен признать, не ожидал такой находчивости о нежити. Наверное, за последнее время вы сильно изменились. Но всё-таки предупреждаю вас: не делайте ошибки. Не выступайте против меня, ведь такого, как я, вам не одолеть.

В ответ на его речи поднялся резкий порывистый ветер, быстро нагнав сюда плотные свинцовые тучи, так что сделалось довольно сумрачно. Саткар задумчиво озирался по сторонам, ожидая, что же это значит. Его пентаграмма продолжала быть скованной символами сдерживания. Тень осторожно спустилась перед ним, однако в окружающей полутьме различить её было невозможно. А почуять нас в этом обличии практически было нельзя. Но Устиладонис материализовался перед саткаром, вызывав двойной трепет: первый своим присутствием, второй – блеском своих зелёных глаз. Немного осмотрев своё подобие, он сказал:

– С каждым разом всё интереснее получается. Как же вы смогли обратить Устиладона? У него же нет плоти и крови. Наверное, мне стоит получше изучить ритуалы смерти и воскрешения, потому что нежить становится опасным противником. Эй ты, я знаю, что ты уже не тот Устиладон, с которым мы стояли в одном строю. Поэтому не стану распинаться перед тобой, чтобы просить вернуться и подобное в том же роде. Скажу лишь одно – тебе очень идёт этот облик. Ты, и в самом деле, смотришься очень грозно. Но давай договоримся: ты не трогаешь меня, я не станут уничтожать столь уникальное существо, как ты. Убираешь эти знаки с моей пентаграммы, я ухожу, и этот мир целиком и полностью достаётся вам. Можете тут строить сколько угодно своих некрополей.

Часть 14

Тиразаил безмолвно и угрожающе глядел исподлобья на тирфа. Пока тот был сосредоточен на ожидании, бессмертный незаметно высасывал из него желания – сущность, из которой состоит этот саткар. На всякий случай повторив свои слова, тирф снова принялся ожидающе глядеть на похитителя желаний. Выждав немного, он сказал:

– Ну ладно. Если что, мне очень жаль.

И он напал.

Стоит сказать, что ещё одна особенность Терваигона заключалась в том, что Кальдебарсон с Аббалитоном дали ему возможность производить разрушительные чары из магии огня. В этой сфере он даже превзошёл Фисталуона. Излюбленный приём – некий духовный огонь, чьё свойство было достаточно любопытным и даже невозможным в рамках обычного закта – его пламя преодолевало все физические и магические барьеры, а могло взаимодействовать только лишь с духом. Это было бы очень эффективно против большинства существ, населяющих миры, потому что мало у кого силён дух. А этот вид огня разил именно по духу. Но бессмертные – это существа, у кого самый сильный дух. А потому, разя этим огнём, он мог бы пробить любую защиту, какую выставил бы Устиладонис, однако, соприкасаясь с нашей сущностью, пламя поглощалось, а бессмертный даже не получал никакого ущерба. Но стоит отметить, что тиразаил допустил только лишь одно попадание, хотя Терваигон нанёс несколько ударов своим духовным огнём. От остальных бессмертный увильнул и успел приблизиться к саткару, так что аура нематериализации начала действовать, и проклятый потерял связь с эфиром. Замешкавшись, он пропустил удар Устиладониса, так что могучая рука впилась в его тело и, пробив один из восьми рубежей обороны его сущности, начала с жадностью поглощать его сущность. Саткар ужаснулся этому, ведь обычно сущность порождения Хора служит для него защитой, но похититель желаний забирал её в таких количествах, что на это было ужасно смотреть. Тирф отмахнулся от нежити и попытался выйти из зоны нематериализации, однако жуткое существо не отставало от него. А, когда настигало, снова впивалось в него и пожирало сущность. Терваигон каждый раз отбивался, но в конце концов понял, что это будет продолжаться бесконечно. И если он не хочет в итоге погибнуть здесь, ему нужно извлекать свою силу из самого себя, истощая свою сущность. Исполнив собственное желание, он сотворил себе оружие, которое было довольно необычным. Однако он не пользовался своим воображением, когда придумывал форму этого явно клинкового оружия, но не меча и не топора, ведь её можно было видеть у путника в драконьих доспехах, который пришёл на Кальдебарас незадолго до разрушения того мира. Несмотря на то, что оружие было подражанием, наносило оно не только физический ущерб, но и огненный. Тирф использовал свои знания огненной магии, чтобы наложить чары на своё оружие, только источник таких чар был не магического происхождения. Терваигон продолжал использовать свою сущность, чтобы сражаться этим магическим артефактом. Устиладонис осматривал своего оппонента всепрозревающим взором тирфа и видел, что силы своей сущности он впитал достаточно, так что поглощать его нужно будет очень долго. Но, страшась погибели, порождение Хора само ускоряло истощение собственной сущности, используя свои резервы для того, чтобы исполнять собственные желания, хотя это слово, конечно, здесь применено немного неверно. Точнее будет сказать, что он использует свою сущность для того, что материализовать свои возможности. Если бы не аура, останавливающая действие магии, он брал бы силы из эфира. А так он вынужден был растрачивать самого себя, свою собственную жизнь.

Терваигон наверняка хотел одержать здесь победу малой кровью, потратить незначительное количество своих резервов, чтобы победить мёртвого тирфа. Но ни одно оружие, которое он применил против Устиладониса, не давало никаких результатов, когда как сам тирф-разорад постоянно поражал его и своим присутствием, и своим натиском. Проклятый пытался всячески вырваться из этой губительной хватки, но скупость позволяла ему только лишь ещё больше увязнуть в этом, так что его сущность утекала всё быстрее и быстрее. И только когда она была изрядно так истрачена, Терваигон решает прибегнуть к более могущественным проявлениям своей силы.

Вначале он попытался перебить чары Устиладониса, которые изменяли округу. И всё пространство потонуло в рыжем сиянии огненной стихии, ведь даже ветер наполнился огнём, а над головой стали спирально скручиваться пепельные облака. Но это продлилось недолго – зора поглотил большую часть его силы, так что вся округа снова потонула во мраке, лишь изредка порывистый ветер вспыхивал язычками пламени. Вторым его проявлением было то, что вся земля стала пепелищем, которое довольно часто извлекало огненные гейзеры. Огонь этот был алым негасимым, а потому его поглотить не получится. Но зора предоставлял нам возможность предсказания будущего, а потому тиразаил знал, где и когда пепелище извлечёт очередную струю алого пламени, чтобы не попасть под неё. Конечно же, саткар увеличился в размерах, наверняка, думая, что может нагнать на нас иллюзию собственного величия. Но вот только ему пришлось потратить огромную часть скопленной сущности, чтобы скомпенсировать собственный рост, а иначе он прохудился бы и только лишь ускорил собственную погибель. Саткаров называют существами, которые обладают властью над собственной сущностью. Они умеют наращивать её и умалять. Но это свойство действует лишь в одном случае – когда он использует именно свою сущность, а не резервы, как это было сейчас. Да, желания людей Терваигон использовал для наращивая самого себя, сделал их частью своей жизни. Но вот только они были сверх его резерва. А потому при увеличении собственного размера, ему пришлось не восстанавливать свою сущность, а брать из того огроменного резерва. Стоит ли говорить, что при увеличении размера он сделался неуклюжим и попасть по тиразаилу стало ещё сложнее? Да, он совершил несколько попыток, но похититель желаний всякий раз оказывался в совершенно другой стороне, так что огроменная лапа пролетала мимо, захватывая лишь пучок воздуха и натыкаясь на преграду из зора. Когда ему стало понятно, что придётся зачерпнуть ещё силы из своей сущности, в ход пошла очередная магия огня. Закружились огненные вихри зур’урака, разлились огненные реки, завелись огненные стражи, которые пытались преследовать Устиладониса. По той причине, что огонь был обычным, не алым, то всё это было бессмысленно против бессмертного. Стихия просто поглощалась смертью, напитав и так бескрайние силы тирфа-разорада сверх меры. Сам же бессмертный не обращал никакого внимания на то, что производил его враг. Он снова протянул к нему свои загребущие руки, которыми принялся похищать его сущность. Скорость, с которой он это делал, вновь заставила противника засуетиться, из-за чего он приложил ещё больше усилий в попытке уничтожить эту назойливую нежить, так что вся округа буквально потонула в пламени яростной стихии. Огонь был настолько концентрированным, что начал даже испарять землю в округе, из-за чего постепенно образовывался овраг. Но подобно тому, как быстро испарялось подножие земли, так же быстро утекала и сущность Терваигона. Он, конечно же, всё это подмечал и замечал, но поделать ничего не мог. И лишь единственная мысль пришла ему в голову, которую он поспешил исполнить – побег. Отверзнуть пентаграмму он не мог, потому что знал – как только символ появится на поверхности планеты, он тут же будет украшен сдерживающими начертаниями. А потому сейчас он исполнил своё желание и перенёсся подальше отсюда, на другой конец планеты.

Материализовавшись, он тут же вытягивает руку, и язычок пламени в один миг рисует пятиконечную звезду в окружности. Но нет, как только символ закончен, душа саткара наполняется гневом оттого, что с окончанием этого рисунка появляются четыре ненавистных символа, которые не позволят вратам даже отвариться. Тиразаил уже летал рядом в обличии тении Пустоты, сокрушая все надежды этого проклятого отродья Хора. Саткар снова переместился в другое место и начал рисовать пентаграмму, но её окончание вновь знаменовалось символами сдерживания, как будто бы это было обязательным атрибутом каждого саткарского символа. Терваигон зарычал от злости и метнулся дальше. Начал рисовать пентаграмму, не дорисовал, бросил, помчался дальше, не дорисовал бросил и помчался дальше. Так он оставил на земле шесть незаконченных символов и приступил к седьмому. Его радости не было предела, когда по окончанию этого процесса отверзлись врата, и он поспешил влететь туда. Однако Устиладонис только этого и ждал. Теперь он не только не сможет покинуть этот мир, но и область собственной звезды. Поняв это, тирф взъярился, как никогда, и, глянув на сумрачного Устиладониса, разразился бранью. Пока исполнитель желаний пророчил своему губителю страшную кару, тот принялся поглощать его избыточную сущность. Саткар, поняв это, тут же стал наращивать свою мощь, чтобы повторить подвиг своего господина Кальдебарсона – с помощью непомерной сущности разорвать оковы и обрести свободу. Но не тут-то было. Сколько бы противник ни пытался вырваться из собственного плена, ничего не выходило. А всё потому, что Устиладонис дополнил эту пентаграмму не только начертанием удержания, но и усиления – семь символов легли над четырьмя, сделав эту темницу несокрушимой. А ещё постоянно тающая сущность желаний ослабляла этот натиск. Приближающаяся кончина заставила Терваигона распаляться не только гневом, но и сквернословием. Сейчас он ничем не отличен от Майваона и Устиладона, которые перед ликом собственной гибели тоже пророчили много всяческих жутких событий, а в итоге были сокрушены. Однако Терваигон в запасе имел ещё один приём, который он оставил совсем напоследок, чтобы попытаться спасти свою душу. И сейчас он прибегнул к нему.

В один миг саткар перестал быть тем, что он есть, и разлетелся на великое множество потоков желаний, так что начал вселяться в людей и снова побуждать их мечтать. Наверное, он пытался затеряться посреди человеческих мыслей и грёз, хотел затаиться и снова нарастить свою мощь. И, наверное, он продолжал недооценивать нас, нежить. Потому что Устиладонис отчётливо видел его следы и перемещался к тем людям, где затаилась его частица. Когда жуткое существо вдруг воздвигалось перед кем-то, всех охватывал жуткий страх. Тиразаил забирал из одного человека сущность тирфа и устремлялся дальше, оставив этих существ переживать тихий ужас. Так он очень быстро перемещался от одного человека к другому и буквально пожирал тирфа по частям. Когда от него осталось больше половины его сущности, он снова решил собраться в чистом поле. На всякий случай принявшись вырисовывать пентаграмму, он готовился ко встрече со своим жутким оппонентом. Но оставил всякую надежду на бегство, потому что из-за слишком большой потери собственной сущности огонёк бегал медленнее обычного. А потому не стал дожидаться окончания этой процедуры и оборвал её на половине пути, заговорив: